Книжные магазины

В кафетерии книжного Laie на улице Пау-Кларис в Барселоне есть две фотографии первоначального Shakespeare and Company: на одной изображен фасад, на другой – само помещение, где Джойс, сидя за столом, общается со своими издательницами. На стене справа, над потухшим камином, видны десятки портретов писателей. Это пинакотека в миниатюре, краткое изложение истории литературы, алтарь идола словесности. Монье так говорит о La Maison des Amis des Livres: «Это был книжный, совершенно не похожий на магазин, хотя мы и не думали его таким делать: мы и представить не могли, что со временем нас начнут так хвалить за то, что нам казалось временными решениями и импровизацией». Сильвия Бич купила диваны для своего книжного на блошином рынке; Уитмен впоследствии приобрел свои диваны там же (кто знает, быть может, те же самые). Стелофф привезла на телеге, запряженной лошадьми, четыре шкафа и совсем немного книг. Когда такой небрежный, казалось бы, подход существует на протяжении десятилетий, он становится отличительной чертой стиля и отчасти меткой. Потому что суть туризма – молва, и классическому книжному с его патиной старины должен быть присущ некий кажущийся беспорядок, наслоения, связывающие его с тем, что принято отождествлять с Великой Традицией Знания: это мнимый хаос, структура которого обнажается постепенно. При входе в Acqua Alta можно найти и книги местных издательств; по мере того как проникаешь в различные комнаты, прорываясь сквозь пестроту и пыль, ты постепенно расшифровываешь систему классификации, от которой не может быть свободен ни один книжный.

Как и Acqua Alta, первоначальный Bertrand, Lello, Librería de Ávila, City Lights, Librairie des Colonnes или Shakespeare and Company превратились в музеи самих себя и той части истории культуры, которую они представляют: фотографий писателей, служащих символами печатного слова, в них больше, чем изображений философов или историков. Поэтому говорят – несправедливо – о литературных книжных. За исключением лиссабонского магазина, они также являются музеями единственного книжного, не имеющего ни филиалов, ни клонов. Превращение City Lights в туристическую достопримечательность происходит практически в режиме реального времени, в рамках поп-культуры, которую завораживают идея различия и процесс ускоренного превращения в легенду. Первый магазин Shakespeare and Company был частью тура American Express, и автобус, полный туристов, останавливался на несколько минут на улице Одеон, чтобы дать им возможность сфотографировать книжный, под маркой которого был опубликован знаменитый роман Джойса, куда заходили Хемингуэй и обаятельная чета Фицджеральд. В тех списках самых красивых или лучших книжных мира, что в последние годы множатся в газетах и интернете, фигурируют, как правило, все они, наряду с другими, подражающими этой небрежности, этому богемному образу, этой исторической значимости. Таков случай Another Country («Другая страна») – берлинского читального клуба и букинистического магазина, где продаются книги на английском. Autorenbuchhandlung («Книжный магазин авторов») с его изысканным вкусом к поэтическим сборникам и литературным кафе, а также соседний Bücherbogen («Аренда книг») с его пятью отделами, посвященными книгам по современному искусству и кино, расположены на Савиньиплац под железнодорожными путями: это лучшие и самые красивые книжные города. Autorenbuchhandlung воплощает в себе классический идеал современного книжного. Bücherbogen – идеальную постановку: его оформление гармонично сочетается с содержимым продаваемых книг. Another Country, напротив, ограничивается тем, что воспроизводит в малом масштабе тот пыльный и превращенный в постоялый двор букинистический магазин, который принес такие доходы Уитмену: здесь есть забитый пивом холодильник, а американские студенты, не спавшие ночь или страдающие похмельем, читают книги, развалившись на диванах. Присутствие Another Country в упомянутых выше списках обусловлено двумя причинами: тем, что его можно найти и узнать о нем на английском (а эти списки составляются, как правило, англосаксонскими журналистами), и тем, что он вписывается в некий имидж (он живописен, отвечает тому, что мы знаем о живописи, плакатах, фотографиях, которые циркулируют в мире и повторяются, то есть увековечивают себя посредством подражания, этого базового механизма, регулирующего туризм и культуру).