Год назад в этот день мы организовали мероприятие, посвященное Дню памяти жертв холокоста. На него записалось с десяток ребят. Элеонора, девочка, которая живет чуть ниже Лучиньяны и является своего рода местной Гретой Тунберг, прочитала своим нежным голоском одну историю, а потом дети рисовали то, что осталось после чтения у них в голове. Не считая Анжелики, чьей чуткости и внимательности можно только позавидовать, меня еще поразило то, каким образом на чтение реагировал один из детей, страдающий дефицитом внимания. Маттео слушал с широко открытыми глазами, как будто весь целиком превратившись в слух. Такие вещи – это тоже волшебство.
В наш сад ведет калитка шалфейно-зеленого цвета, и нужно спуститься лишь на одну ступеньку, чтобы оказаться в сказке. По крайней мере, так рассказывают наши посетители. Здесь растут дикие сливы и персики, глициния, пионы и розы. Столики и стулья – из железа, есть еще пара небесно-голубых адирондаков и пара тканевых шезлонгов в цветочек. Адирондаки очень востребованы, и есть даже люди, желающие зарезервировать «те стулья».
«Те стулья» родились благодаря фантазии Томаса Ли – архитектора, который в начале двадцатого века проводил летние отпуска в горах Адирондак неподалеку от города Уэстпорт, на границе между штатом Нью-Йорк и Канадой. Со временем они стали самыми знаменитыми садовыми стульями.
На деревьях развешаны перевернутые чайные чашки, а также лампочки, зажигающиеся, как только садится солнце. А еще здесь есть домик для птичек, выкрашенный моими руками в зеленый и небесно-голубой цвета. Но птички так и не пожелали в нем жить. Поначалу это сводило меня с ума, пока мой брат, давний охотник, не объяснил мне, что это из-за кошек: птички их опасаются и поэтому не заселяются.
Кошки живут у Луизы, чей магазинчик находится в нескольких метрах от книжного. У нее их довольно много. Днем их не видно, зато ночью сад становится их домом.
Луиза и ее сестра Анна были моими подругами детства. Была еще Альда, но это грустная история.
День памяти для меня – это память о Даше. Дашу Дрндич вверили моим заботам при подготовке итальянского издания «Триеста»[14]
. Даша была хорваткой, упрямой, красивой и коммунисткой в самом чистом и прозрачном смысле этого слова. Ей очень мало кто нравился. Когда-то у нее был роман с писателем старше нее, Данило Кишем; других писателей она называла избалованными. Между ней и мной завязались теплые отношения, она хотела переводить мои стихи на хорватский, но потом пропала. Она умерла 5 июня 2018 года. А за два года до этого приняла приглашение провести пару недель в доме писателей «Санта Маддалена»[15], у баронессы Беатриче фон Реццори, в нескольких километрах от Флоренции. Восхитительное место, жаль только, что там есть прислуга, еще и одетая как прислуга, и что, говорила Даша, тридцатилетние писатели позволяют прислуживать себе за завтраком, обедом и ужином. Для нее это было немыслимо. От Даши у меня сохранилась фотография, где у меня дома она моет посуду после нашего совместного обеда.В «Триесте» сорок три страницы с девятью тысячами имен итальянских евреев, убитых между 1943 и 1945 годами. Две страницы с фамилиями Леви. Даша описывает Ризиера-ди-Сан-Сабба – концентрационный лагерь в Триесте – и впервые проливает свет на темную страницу истории нацистской оккупации Северной Италии. Это книга, которую нужно прочитать. Когда она вышла, мне, к моему удивлению, пришлось спорить с подругами, отрицавшими существование лагерей смерти. Бывает, что дружба тоже может закончиться.
Сегодня заказов нет.
Вчера я позвонила во Флоренцию, в настоящий книжный магазин – по сравнению с нами просто гигант. Я хотела узнать, есть ли у них календарь Эмили Дикинсон. У меня они закончились, а его постоянно спрашивают, и не только маленькая Эмили. Я сама храню один такой календарь 2001 года, когда родилась моя дочь Лаура. Даже на «Амазоне» их нет в наличии, а значит, они и в самом деле везде закончились. Мой поставщик пишет: «Доставка ожидается», но по факту календарь так потом и не приходит.
– Добрый день, я бы хотела узнать, есть ли у вас экземпляр календаря Эмили Дикинсон.
Секундное колебание.
– Простите, календарь… кого?
Я всегда поражаюсь, когда обнаруживаю, что кто-то в книжном магазине не узнает, пусть даже и на слух, имя какого-нибудь классика. Это как если бы человек работал в кондитерской и не знал, что такое торт «Захер». Но, возможно, это была сотрудница отдела научно-популярной литературы, оказавшаяся в этот момент не на своем месте. Наверняка это так.