Книжный Дозор

– Потому что на самом деле он никому не нужен. – Стригаль подошел к конторке, открыл книгу, вытащил заложенное в нее гусиное перо. – Группировка тоже мало кому интересна. Кроме краж редких книг, за этими детками ничего не числится.

– И никто за ними не стоит… – продолжил словесник.

– Да, это была моя ошибка, – спокойно признал Стригаль.

Он установил перо вертикально, и оно зависло над страницами. От профессиональных писцов при допросах Инквизиция отказалась еще лет триста назад. Меньше лишних ушей.

– Разумеется, придется заняться и этими псевдодетьми. Красть книги Инквизиции, проникать в хранилище…

– Насылать «мировую скорбь» на сотрудников, – хрипло напомнил Дмитрий.

– Вот именно, – охотно согласился Стригаль. – Тем более про Договор им отлично известно. Неприятности у них, безусловно, будут.

– Полагаю, не очень большие, – сказал Дреер.

– При согласии на сотрудничество – не очень. – Стригаль и здесь поддержал его мнение. – Кое-кто для острастки сядет лет на пятьдесят в стеклянный ящик чучелом какого-нибудь дронта. Можно даже в ваш бывший интернат определить на это время, в качестве наглядного пособия по биологии.

– Почему бывший? – прицепился Дреер. – С ним опять что-то случилось?

– С ним – ничего, – ответил Стригаль. – Случилось с вами. Я, вы знаете, никогда не был сторонником держать вас в Инквизиции, но всегда отдавал вам должное как педагогу. Но теперь я другого мнения. Воспитывать детей – не работа для предателя. И вы больше воспитывать никого не будете.

– Я никого не предавал, – сказал Дмитрий.

– Вы это делали много раз. Но прошлые вам можно списать, тем более за один вы расплатились жизнью и… – Стригаль посмотрел вниз, – рукой. Однако теперь вы вступили в прямой сговор.

– Я не вступал. Я не Чапек. Я должен был навсегда остаться в Книжном Дозоре, это правда. Но быть их шпионом – не мое.

– Тем не менее вы явились в Прагу.

– Явился. Я бы и сам пришел, можно было и не хватать. Кстати, как вы нас ухитрились?…

– Система реагирует на слепок ауры. Яров давно над этим колдовал. Это очень трудоемкая магия, плюс она срабатывает с нарушением закона причинности. Всегда на шаг впереди. Ради вас с Филипповым пришлось пойти на большие траты Силы.

– Вряд ли ради нас. Вам нужен Ма… мальчик.

– Мне он не нужен. Мое дело – раскрыть книжных воров, и я их раскрыл. Мальчик нужен Дункелю.

– Что-то я не вижу здесь Дункеля.

– Он придет, когда начнется процедура. Сейчас допрашивает Филиппова.

– Александр не виновен, – сказал Дреер.

– Виновен или нет, мы скоро узнаем. – Стригаль подошел и хлопнул Дмитрия по плечу. – Всю правду.

– Решили испытать на мне «правдолюб»?

Самое жесткое допросное заклинание Инквизиции. И самое изящное, если можно так выразиться. Говорить ложь, не отвечать на вопросы становится физически невыносимо. Со стороны, через Сумрак, «правдолюб» похож на черно-синюю медузу, которую подсаживают в ауру. Она находит самое больное, что есть у Иного, и многократно усиливает его. Твоя самая сильная боль, увеличенная в сто раз, – за каждый неправильный ответ. Но и это еще не все. «Правдолюб» отключает чувство времени, и боль кажется бесконечной.

– Никто не собирается вас пытать, – сказал Стригаль и ушел куда-то за спину. – Но мои доводы наконец-то приняли. Тотальная проверка сознания.

Дреер облизнул губы. Кажется, Стригаль попал в самое больное и без «правдолюба».

И здесь тоже было замешано время.

– Вам, увы, тоже нечего бояться. – Инквизитор вновь появился в поле зрения, что-то убирая в карман. – Вы нам не нужны, Дреер. Даже не интересны. Нужна лишь информация в вашей голове. Когда все это будет изучено, вы пройдете реабилитацию. После этого, а может быть, еще в процессе состоится внутренний Трибунал. Скорее всего заочный, вы будете еще не в том состоянии, чтобы присутствовать. Я могу даже заранее предсказать решение. Приговаривать к развоплощению вас бессмысленно. Можно, конечно, засадить до конца дней в какую-нибудь лечебницу, но Инквизиция не опускается до таких мелочей. Вас отпустят на все четыре стороны. Разумеется, пожизненный магический блок, стирание памяти, возможно, даже небольшая коррекция личности. Я бы даже Светлую реморализацию позволил. Протез тоже придется оставить здесь и носить обыкновенный, человеческий. К школе вы на пушечный выстрел не подойдете, даже к самой захолустной.

– У меня нет времени на реабилитацию, – сказал Дреер. – У вас тоже. Позовите Дункеля, пусть сначала расспросит меня.

– Без раскрытия сознания все равно не обойдется, – ответил Стригаль. – Чапек рассказал много любопытного. Особенно это заинтересовало Ярова. К сожалению, он не сможет присутствовать на процедуре, Школьный Надзор теперь не на кого оставить. Я допускаю, что даже разговариваете со мной сейчас не вы, а… кто-то другой, кто думает, что он Дреер.

– Знаете, мне тоже хочется, чтобы вы сами увидели, что я думаю, – сказал Дмитрий. – Я даже согласен несколько месяцев потом под себя ходить и заново учиться говорить. Но времени нет! Используйте ваш хренов «правдолюб», в конце концов! Спрашивайте, что хотите. Но после всего я должен быть способен двигаться!