Несмотря на то что Дориан во время последней видеоконференции лично присудил Каролине сомнительной ценности первое место в конкурсе на звание самого депрессивного человека, четырьмя днями позже он был уже вполне уверен, что и сам заслуживает его. И не потому, что его собственные проблемы были серьезнее, чем у остальных участников клуба. Первенства он заслуживал на том основании, и в этом у него не было ни капли сомнения, что справлялся он со своими проблемами с гораздо меньшим достоинством.
Возможно, Рича была права – и его намерение бросить курить как раз в тот момент, когда он только что узнал о планах родителей разводиться, не было самой удачной идеей. Возможно, мать его тоже была права – и ему не стоит принимать все это так близко к сердцу. По ее словам, у них с отцом все хорошо. Она пыталась вложить в его голову эти соображения на том университетском сборище с бокалом коктейля «Мимоза» в одной руке и сэндвичем с лососем и творожным сыром в другой, пока коллеги только что вышедшего на пенсию профессора Баунса пели ему: «Он – отличный парень», – ничего не подозревая о новости, которая только что огорошила Дориана. Одной из самых оглушительных в его жизни: оказывается, его родителям гораздо лучше давалась роль друзей и «членов одной команды», чем любящей пары.
– Я долго думала, что этого вполне достаточно, – пояснила она. – Мы оба так думали. И все же, дожив до определенного возраста, некоторые вещи начинаешь видеть в другом свете.
– Какие такие вещи?
Мать в последний раз отпила из бокала и довольно бесцеремонно поставила его на заполненную книгами полку. Она никогда не ценила и не коллекционировала книги как физические объекты, возможно вследствие своих постоянных переездов. Ей было важно только их содержание.
– Для начала – что мы не бессмертны, – сказала она в ответ. – Что жизнь уходит из рук, как сквозь пальцы песок. Погляди вон на Артура.
И она указала на профессора Баунса. Одна из его гостей (женщина лет семидесяти на вид, довольно привлекательная, с темными волосами с проседью) увенчивала в данный момент его голову картонной короной, а затем повторила эту процедуру с его собакой. Оба, профессор и пес, щеголяли в одинаковых жилетках, и псина выглядела не менее довольной, чем ее хозяин. Мать Дориана отправила в рот последний кусок сэндвича, вытерла руки бумажной салфеткой и продолжила:
– Кажется, что он только вчера поступил в университет и стал моим студентом. Это был мой первый учебный год, я тогда работала в должности ассистента. Совсем еще девчонкой была, жизни ничуть не знала, а он был взрослым мужчиной тридцати восьми лет, только что овдовел и работал продавцом в книжном магазине. – Она вздохнула, словно сожалея о тех временах, о том прошлом, когда Дориана еще и в помине не было, а до знакомства его родителей оставалось более десяти лет. – Даже не представляю, где он брал время на учебу, на написание диссертации. Ему ведь приходилось еще заботиться о детях, работать в магазине. Я сама большему от него научилась, чем он от меня, и продолжала учиться, когда мы уже стали коллегами по кафедре.
– Так дело в нем? – спросил Дориан. – Из-за него ты и бросила папу? Влюбилась в профессора Баунса?
Мать Дориана расхохоталась.
– Нет, конечно. Дело в том… Не знаю, ну погляди на него. Семьдесят пять лет, уходит на покой после тридцати лет работы.
Теперь какой-то молодой человек с обесцвеченными волосами и колечком в носу обнимал профессора Баунса. Смуглая женщина фотографировала эту сцену на старенький полароид. Мать взирала на них с любопытством и восхищением.
– Вроде как доволен жизнью, – отметила она, – хоть и уходит на пенсию. У него остается книжный магазин, дети и внуки. А также друзья, собака и… – Она внезапно остановилась. – А я чувствую себя немного усталой, если уж откровенно. Иногда задаюсь вопросом: а что останется у меня, когда я уйду из университета? – И она обвела вокруг себя рукой. – В тот день, когда меня проводят на пенсию, отметив это событие таким же праздником.
– Твой праздник не будет таким, – сквозь зубы процедил Дориан, очень стараясь, чтобы слова его прозвучали чем-то отличным от упрека. Чем-то, что не намекало бы на его рвущийся крик в адрес матери: пускай у нее нет ни книжного магазина, ни собаки, ни симпатичной подруги, которая умеет обращаться со старинным фотоаппаратом, но ведь есть сын! – Ты заведующая. Тебе организуют великое чествование и проводы по высшему разряду.
– А потом что? – вернулась она к прежнему вопросу.
– Не знаю, мама, – ответил Дориан, погружаясь в отчаяние. Его ужаснуло открытие, что все вокруг тебя не делается лучше и проще по мере того, как ты становишься старше. Что жизнь все такая же взбалмошная и приводящая в дрожь, какой была и всегда, что часто она ставит тебя перед выбором: ранить других или самого себя. – Думаю, что тебе еще предстоит это выяснить.