В конце монолога Шейла пришла к выводу, что те, кто связывал возраст с состоянием души, – глупцы.
– Вы стары, только если чувствуете себя стариком, говорят они в перерывах между уколами кортизона, с горстью таблеток в руке. Я чувствую себя старой, и я действительно стара. Вы молоды, и я не буду вас за это ненавидеть. Я не буду притворяться, что мечтала бы поменяться с вами местами. – Шейла сняла очки и с благодарностью кивнула аплодирующей публике. – Я все еще работаю над последней частью.
Малькольм запрыгнул на сцену и приступил к аукциону, не переставая пританцовывать и дразнящим тоном играть с публикой.
Начальная цена за ужин с Шейлой составляла пятьдесят долларов.
– Я, оказывается, такая доступная, – усмехнулась Шейла.
Несколько людей предложили ставки, но доктор Ховард переплюнул всех. Он выбежал на сцену, покручивая усы, которые отрастил специально для образа Шекспира. Взявшись с Шейлой за руки, он поднял их вверх в знак победы, предварительно покружив ее, как в вальсе. Толпа сходила с ума.
Люди переходили от компании к компании. Я нашла родителей, все еще стоящих у двери, постепенно приобщающихся к установленному ритму толпы. Мама потягивала красное вино и рассматривала зал. Она указала подбородком на зеленые стены.
– Любимый цвет Эвелин. Чем ярче зеленый, тем лучше.
Я обняла ее так, как она всегда обнимала меня, будто никогда не отпустит.
На вечер были запланированы еще три чтения. В одиннадцать заступали друзья Малькольма. Когда Raw Cow Hide вышли на сцену, на полу уже валялись грязные салфетки, столики тонули в пустых бокалах. Мы с Малькольмом стояли у стены, наблюдая за танцующими. Мои родители покачивались в центре: мама в расправленной блузке и папа в потемневшей от пота футболке. Джоани в танце подошла к маме. Взявшись за руки, они ритмично застучали ногами, будто исполняли чечетку. Малькольм спросил, не хочу ли я потанцевать, и мы вышли в круг к маме, папе, Джоани и Крису. Когда музыка закончилась, мы продолжили двигаться под ритм наших пьяных диалогов в ожидании следующей песни. Музыканты замедлили темп, и зазвучали первые аккорды композиции группы Fleetwood Mac.
– Люблю эту песню.
Мама плавно двигалась, закрыв глаза. На ее лице выступил румянец от духоты и двух бокалов вина. За гитарной партией маминого голоса было не слышно, но я видела, как двигались ее губы, как расслабилось ее лицо, я видела, что она все так же могла раствориться в песне, что жизнь ее все еще не сломала.
Я шепотом поделилась с Малькольмом внезапно поразившей меня идеей, после чего он подбежал к гитаристу. Тот кивнул и продолжил музыкальную интерлюдию.
– Мам? Не хочешь спеть с группой?
Мама открыла глаза и остановилась. Ее лицо сковал ужас, когда она увидела, как солист жестом приглашает ее на сцену. Мы с мамой посмотрели друг на друга. Я думала, что ей будет приятно, что она захочет вновь стать центром внимания, бросить вызов предрассудкам о людях ее возраста, с тем же остервенением, с каким Шейла настаивала на бессмысленности подобных попыток, но она испугалась. Группа прекратила петь, и раздавалось лишь инструментальное сопровождение, которое не могло тянуться вечно.
Мы продолжали глядеть друг на друга, словно все вокруг нас исчезло. В зале находились только мама, я и гитарная партия.
Внезапно ее лицо озарила широкая улыбка, и она не прикрыла ее ладонью.
Поначалу ее робкое пение пропадало на фоне ударных. Но вскоре ее голос стал смелее, и в какой-то момент она откинула назад голову и запела полной грудью строчки из песни Landslide.
Когда музыка кончилась, мама прошептала что-то солисту. Тот дал сигнал группе, и заиграло вступление к песне Rolling Stones. Мама задвигалась взад-вперед по сцене. За короткими, кудрявыми прядями скрывалась половина ее лица, но мама не убирала их, и пусть она не выглядела так же культово, как когда-то давно с прямыми волосами, в ее старом образе она все равно предстала передо мной той Сьюзи в короткой мини-юбке. Она все еще жила в ней.
Глядя на то, как мама, восторженная и немного вспотевшая, идет в нашу сторону, папа пробормотал:
– Какая же она потрясающая.
Он ни на секунду не отрывал от нее глаз.
– Потрясающая, – согласилась я.
Выступление Raw Cow Hide было в самом разгаре, когда приехала полиция. Несмотря на то что у баров вдоль бульвара Сансет выстроились длинные очереди, кто-то из наших соседей пожаловался на шум. Малькольм уже собирался поспорить с полицейскими, как вдруг они заметили бокалы с вином и пригрозили тем, что попросят каждого из присутствующих предъявить удостоверение личности.
Гости быстро разошлись.
Мама сидела за столиком в углу, вытирая пот с шеи. Папа прошептал ей что-то на ухо, и она звонко рассмеялась. Они собрали вещи и подошли попрощаться.
– Мы уже давным-давно должны были лечь спать, – напомнил папа.
– Говори за себя, – широко улыбнулась мама.
Папа ушел за машиной, а мы с мамой остались ждать его.
– Не помню, когда в последний раз так веселилась, – призналась мама, когда он подъехал. Она взяла меня за руку. – Эвелин бы очень понравилось.