Книжный мотылек. Предубеждение (СИ)

— Я готова к этому разговору, — откликнулась я. — К сожалению, пока, как вы видите, у меня нет никакого повода объясниться. Не могу же я, в самом деле, заявить ему: «Знаете, полковник, мне кажется, что вы ко мне неравнодушны».

Я ничуть не удивилась, когда увидела, как Пестель уверенно движется к месту моего уединения.

Я протянула руку для поцелуя, мы обменялись приветствиями и комплиментами нынешней погоде, и я настороженно замерла, ожидая. Полковник не подвел.

— Мисс Дюбо, нам надо поговорить.

— Слушаю вас, полковник, — благосклонно отозвалась я.

Полковник нервно переплел пальцы и устремил свой взгляд куда-то поверх моей головы.

— Я долго не решался на этот разговор и, право, не знаю, с чего начать. Я старше вас вдвое, и многое повидал, вы же, по сравнению со мной, так чисты, юны и беззащитны, что порой мне кажется, что годы, разделяющие нас — это бездонная пропасть. И все же… Я не прощу себе, если не скажу этого.

И тут Пестель внезапно опустился на одно колено, прямо на опавшую листву.

— Мисс Дюбо, я люблю вас! Сделайте меня счастливейшим из смертных. Выходите за меня замуж! — Выпалил он на одном дыхании.

Несмотря на то, что я ожидала чего-то подобного, все-таки услышанное повергло меня в изумление.

— Полковник, — окликнула я его. И повторила громче, когда поняла, что он меня не слышит. — Полковник!

Он вздрогнул и перевел взгляд на меня, словно бы сам удивляясь собственному порыву.

— Встаньте, пожалуйста, — попросила я.

Полковник поднялся на ноги и отвел взгляд.

— У вас доброе сердце, мисс Дюбо. Должно быть, я кажусь вам смешным стариком…

— Нисколько, полковник.

— И каким же будет мой приговор?

Я вздохнула, не представляя, что делать, и что говорить дальше, чтобы не обидеть полковника и не быть превратно понятой.

— Простите, полковник, но я буду вынуждена отказать вам. — Сказать это было не легче, чем первый раз прыгнуть в школьном бассейне с трехметровой вышки. — И дело совсем не в вашем возрасте.

Я замолчала, подбирая слова, и машинально, не отдавая себе отчета, раскачиваясь на качелях.

— Я не сомневаюсь в ваших чувствах, полковник, — вздохнула я. — Но, боюсь, вы любите не меня. Не настоящую, живую девушку Амели. Вы любите образ, который создали сами.

И тут я увидела ошеломленные, цвета стылого осеннего неба глаза полковника. И, неожиданно, этот растерянный, живой человек, впервые открыто показывающий свои чувства, показался мне одновременно необычайно красивой и трагической фигурой на фоне багрянца и золота парка. Краткий миг, и я снова смотрела на привычного, знакомого полковника, видела, как растерянность на его лице сменяется пониманием, а понимание — сожалением.

— Думаю, вы, сами не зная того, оказались правы, — услышала я неожиданное признание. — Наверное, я должен объясниться, но не знаю, с чего начать, так что простите мне мое невольное многословие. Много лет назад я был молод, и очень влюблен. Та девушка… Вы так на нее похожи! Мне казалось что все, к чему она прикасается, становится особенным, да и сама она казалась мне божеством — леди до кончиков пальцев, она блистала во всем, за что бы ни бралась. В её присутствии я становился неловок и косноязычен. Что мог дать божеству самый обыкновенный лейтенант, у которого не было за душой практически ничего, кроме древнего рода и громкой фамилии? По крайней мере, тогда я думал именно так.

Полковник замолчал, подошел к качелям и, взявшись за веревку, принялся слегка раскачивать меня.

— Пока я мучился от невозможности открыться, мой друг сделал ей предложение, и, когда она ответила согласием, попросил меня быть шафером на их свадьбе. На мальчишнике он отвел меня в сторону, и попросил быть с его будущей женой полюбезней. И тогда я с ужасом понял, что все это время она даже не догадывалась о моих чувствах, принимая мою скованность за холодность и отчуждение. Сразу после свадьбы он перевелся в другой полк, на окраине империи — семью надо было содержать, а жалование там было существенно больше. Так я потерял их из виду.

Я молчала, и чувствовала себя крайне неловко и от этой внезапной откровенности взрослого мужчины, и от того, что я не могла сказать полковнику ничего утешительного.

— А потом я увидел вас… Вы невероятно, фантастически похожи на нее, и мне показалось, что все еще можно вернуть — и юность, и любовь. И все же — вы мудры не по годам, и абсолютно правы. Наверное, мне стоит принести свои извинения?

— Что вы, полковник, я все понимаю.

Я поднялась с качелей, и мы двинулись в сторону усадьбы. Там полковник вежливо попрощался и отбыл, и я, глядя вслед его флайбусу, понимала, что больше я уже его не увижу, но не испытывала по этому поводу сожаления, скорее легкую грусть. Я прекрасно понимала, что предлагать полковнику дружбу было бы просто смешно.

Тетушка ждала меня в своей гостиной, и первый же вопрос, который я услышала, был:

— Все-таки отказала?

— Да, — призналась я, разведя руками.

— Умница, — отозвалась тетушка, и выжидающе посмотрела на меня.

— Тетушка, а вы знаете, что в молодости он был влюблен? — Просто так, безо всякой задней мысли спросила я.