Книжный на левом берегу Сены

— В последний раз попытаюсь. На днях я должен вернуться в Лондон. Но я спрашиваю вас в самый последний раз, зачем вы стоите на пути у Джеймса Джойса и его великого романа? Величайшего романа нашего века, осмелюсь утверждать.

— Ну, от века не прошла и треть. — Я просто не в силах заставить себя согласиться ни с чем из его слов, пускай и считаю, что он прав.

Пэдди пожал плечами.

— Просто предполагаю. Всего лишь догадка. А вот о чем и гадать не нужно, так это о том, что вы встали препятствием на его пути. Что ясно всякому, кто истинно печется о Джойсе, кроме вас самой.

Сильвия смотрела на него и подыскивала ответ. Что бы она ни сказала, никакие слова все равно не убедят ни его, ни Джойса. Даже мысль, что Пэдди вскоре уберется из города, и та не приносила ей облегчения. Какая разница, Джойс вместо него подошлет кого-нибудь другого.

Я для него расходный материал.

После всего, что я для него сделала.

Вот сейчас Сильвия впервые обозлилась на него глубоко и основательно. Для него я ничем не отличаюсь от Гарриет или кого бы то ни было еще в его жизни. Никакой он не Одиссей, всеми силами рвущийся в родную Итаку, верный Пенелопе и Телемаху. Пускай он способен написать о таких персонажах, но сам вовсе не из их числа.

А я все это время ошибалась.

В тот самый момент, хотя в лавке стояли покой и тишина, если не считать тихого сопения Тедди у ее ног, рамка с одной из страниц Уитмена, присланных ей матерью к открытию лавки на улице Дюпюитрена, вдруг сорвалась со стены и рухнула на пол. Стекло, защищавшее автограф поэта, с громким звоном разбилось.

Разбуженный Тедди тревожно залаял. А Пэдди даже не дернулся.

Что это, если не знак, о котором она просила?

Спасибо, мама.

— Чудно, — сказала Сильвия и немедленно почувствовала, как растворяется душивший ее изнутри ком. — Пускай Джойс заполучит свою драгоценную книгу. Передайте ему поздравления с Рождеством.

Часть 4. 1933–1936

Я славлю себя и воспеваю себя,

И что я принимаю, то примете вы,
Ибо каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам.

Уолт Уитмен. Песнь о себе (перевод Корнея Чуковского)

Глава 26

— С Днем благодарения, — пожелал всем муж Карлотты Джеймс Бриггс, поднимая бокал бордо в их светлой солнечной квартире в Шестнадцатом округе, где Сильвия с Адриенной последние три года отмечали этот американский праздник, с тех пор как любимая подруга детства Сильвии Карлотта Уэллс решилась все-таки выйти замуж. И как мудро она поступила, что дождалась солидной партии. Джеймс оказался чудесным парнем, он любил жизнь и умел ей радоваться, к тому же, вопреки всем конвульсиям рынка, сумел сохранить свое немалое состояние. Он был начитан, любил театр и путешествия, и они с Карлоттой решили поселиться в Париже — к радости Сильвии, ведь столько ее любимых друзей-американцев собирались уезжать из Франции.

Карлотта всегда обожала День благодарения и даже в Париже умудрилась отыскать правильные ингредиенты для традиционной фаршированной индейки и других праздничных угощений. Адриенна, всегда приветствовавшая возможность отведать новые блюда, тоже полюбила этот день за его жизнеутверждающий настрой на вкусную еду и чувство благодарности. Она с радостью отмечала американский праздник и специально для него готовила подчеркнуто французский вариант сладкого картофеля, взбитого со сливочным маслом и коричневым сахаром так, что больше напоминал мусс. Из традиционных американских блюд она больше всего любила тыквенный пирог, хотя никогда не предлагала испечь его самой, — и это был наивысший комплимент кулинарному мастерству Карлотты.

— Возблагодарим же Кентукки за то, что он стал тридцать третьим штатом, решившим ратифицировать Двадцать первую поправку, — закончил Джеймс свой тост, и над столом поплыл мелодичный звон сдвинутых бокалов.

— Сколько еще штатов должны присоединиться, чтобы закон был принят? — поинтересовалась Адриенна.

— Еще три, тогда общее число достигнет тридцати шести, — ответила Карлотта. — Что даст две трети от нынешних сорока восьми штатов США.

— Слышал, что следующей будет Пенсильвания, — добавил Джеймс, вскинув брови и подняв бокал.

— И тогда абсурду под названием Великий эксперимент придет конец, — подхватила Сильвия.

— Разумеется. Просто ужасно, сколько народу поумирало из-за этого необдуманного скоропалительного запрета, — мрачно заметил Джеймс.