Книжный на левом берегу Сены

Пока Жюли обслуживала в лавке покупателей и читателей, Сильвия, заварив себе кофе в задней комнате и стискивая зубы, чтобы не смолить сигареты одну за одной, прочитала все официальные сообщения и многочисленные письма, и чувства переполняли ее. Не раз она смахивала слезы, ахала-охала, сама не зная, смеется или плачет, испытывая все чувства разом: гордость, и печаль, и любовь, и признательность, и облегчение.

Среди кипы писем обнаружилась весточка от Холли, сообщавшей, что они с мужем Фредом усыновили в Англии мальчика. Прилагалась и фотокарточка драгоценного малютки в чепчике, завернутого в одеяло, из которого виднелось только личико с закрытыми глазками. Тем не менее оно принадлежало ее первому и единственному, как подозревала Сильвия, племяннику! Такого она и ожидать не могла. Холли была несколькими годами старше, и Сильвия уже почти решила, что сестрам Бич суждено прожить бездетными и состояться в иных сферах. Но когда магазин в Пасадене пришлось закрыть, а мир погряз в неопределенности, Холли поняла, что семья — самый верный способ обеспечить себе надежную опору и занятие. Киприан тем временем окончательно переселилась в Палм-Спрингс, где жила в любви и согласии с Хелен Эдди и полной грудью дышала воздухом пустыни, как считалось, целебным при любой хвори.

Сильвия смотрела на фотокарточку сына своей сестры, и в ней поднялись — как это всегда бывало в прошедшие годы, когда она разглядывала личики детей, — теплые симпатии к матери младенца, радость за нее и благоговейный трепет и любопытство, кем вырастет маленький человечек. Вдруг новым Джойсом? Или Антейлом?

Но не более того. Временами ее восхищение и интерес к любимому кем-то младенцу омрачались предчувствиями, что он на долгое время по рукам и ногам свяжет свою мать и может вырасти неуправляемым, как Лючия, или болезненным, как Сюзанна. А теперь перед ней фото ее собственного племянника — разве не должно оно по-особенному трогать ее? Внушать непреодолимое желание взять малыша на руки? Отозваться в ее собственной утробе? Наполнить сожалениями, что она никогда не заведет своих детей? Но ничего такого Сильвия не испытывала. Ее жизнь была и без того полна. Она и помыслить не могла втиснуть в нее еще и ребенка, жизнь которого во всех смыслах зависела бы от нее. «Шекспир и компания» — вот ее наследие.

Как и «Улисс». Пускай ее имя не упоминалось в многочисленных статьях о снятии запрета с книги и все заслуги приписывались исключительно пятерым мужчинам: троим судьям, Серфу и его поверенному, — но письма друзей и родных не давали ей забывать правду.

— Жизель практикуется в съемке портретов, и они великолепны. Вот я и твержу ей, что надо бы сделать серию фотографий писателей из кружка нашей Одеонии, — говорила Адриенна друзьям на званом обеде, подготовка к которому заняла у нее почти неделю.

На протяжении этого времени она по нескольку раз на дню обходила свои любимые продуктовые магазины и лавки, надеясь застать самые обычные продукты, которые прежде никогда не переводились в продаже: сливочное масло, сахар, рокфор, курицу. Даже добыть сезонные овощи и фрукты было непросто; Адриенна долго караулила завоз и урвала пяток неспелых груш, а потом еще несколько дней ждала, чтобы они дозрели на кухне до положенной кондиции.

— Готовка все больше похожа на охоту, — жаловалась она. Но ее самоотверженные усилия сторицей окупались, когда она выставляла на стол идеально запеченные, спассерованные или взбитые угощения перед их шумными, знающими в этом толк друзьями. В тот вечер за столом собрались Карлотта с Джеймсом, Ринетт, Фарг и Жизель с Вальтером.

— Мы с Джеймсом на днях как раз обсуждали, что неплохо бы сделать наши фотопортреты, правда, милый? — Карлотта ласково дотронулась до руки мужа и повернулась к Жизель. — Пускай мы не литераторы, но, безусловно, можем вам заплатить. Что скажете?

— Я с удовольствием, — откликнулась Жизель.

Девушка уже стала частой гостьей в обеих лавках и время от времени даже покупала книги, выкраивая средства из своего скудного жалованья в Сорбонне, где вела несколько курсов. То, как она заботилась о застенчивом и блистательно одаренном Вальтере, трогало Сильвию — особенно с тех пор, как она поняла, что если они в прошлом и были любовниками, то теперь определенно нет. Жизель уже вполне освоилась в лесбийском сообществе Левого берега и часто посещала салон Натали Барни, куда Адриенна с Сильвией и сами нередко заглядывали в 1920-е годы. Жизель с Вальтером скорее связывали братские отношения: она могла мягко подтрунивать над ним, а он, будучи не слишком общительным, поддавался ее уговорам и посещал светские мероприятия и званые обеды, которых сам с удовольствием избежал бы. Так было и тем вечером, и, хотя по большей части он молчал, казалось, собравшаяся компания забавляет его и он чувствует себя вполне непринужденно.

— Wunderbar[145], — оценил Вальтер идею сделать портреты четы Бриггс. — И кстати, я согласен с Адриенной, что тебе следует фотографировать писателей. Боюсь, время для этого ограничено.