Книжный на левом берегу Сены

Сильвия расслышала уважение в словах сестры, но и зависть тоже. Она подивилась, как поменялись их роли. Десять лет назад она, Сильвия, мечтала быть такой, как Киприан. А сейчас Киприан — чем дальше, тем больше — мечтает быть Сильвией. Сестра уже отчаялась получить роль в кино на бессмысленных пробах в Голливуде, и хотя она по-прежнему была красива, но годы уже начали отражаться на ее лице и фигуре. Сильвия вспомнила, как мать жаловалась ей на беды старости, а Киприан всегда так на нее походила. Ее даже порадовало, что у Киприан мать находит понимание, но тревожило, как бы сестра и сама однажды не почувствовала себя такой же несчастной, как мама.

Они в молчании зажгли еще по сигарете, и, между затяжками отпивая кофе, Сильвия попеняла себе, что в обществе Киприан курит гораздо больше обычного. Пока они стряхивали последние столбики пепла в стеклянную пепельницу, через дорогу, проехав несколько ярдов по улице Конде в направлении Сен-Сюльпис и взвизгнув тормозами, остановился громадный ярко-коричневый автобус. В его открывшиеся двери выплеснулась толпа явно американских туристов с новехонькими фотоаппаратами, в начищенных до блеска туфлях и модных шляпах, не иначе как приобретенных этим же утром в «Галери лафайет».

— Что за … — Изумленная Киприан так и сидела с открытым ртом.

— Неужели не слышала? В Пятом и Шестом округах это только начало рассвета. Туристов сюда что ни день прибывает все больше и больше, — объяснила Сильвия.

— И их никак нельзя прогнать?

Сильвия только вздохнула, устало и смущенно.

— Не так-то легко отказывать их деньгам. Этим автобусам туристов я продаю больше книг, чем раньше продавала за год.

— Да, но они…

— Энергичные? Глаза горят и хвост трубой?

— Я хотела сказать, пресыщенные.

— Как же мне тебя не хватало, сестра.

— Еще бы, при такой-то компании.

— Между нами говоря, они не так уж сильно отличаются от писателей из США, которые годами приезжали-уезжали. Стайн редко водится с кем-нибудь, кроме других американцев. Джуна[133], Скотт, Элиот, Паунд — они все вращаются в своем кругу, это нечто вроде клуба. На их фоне Джойс и Эрнест редкие птицы: они прекрасно владеют французским, благодаря чему дружат с настоящими парижанами. Наверное, поэтому-то я так люблю обоих.

Сильвия потянулась за следующей сигаретой, но остановила себя. Не хотелось вечером испытать несносную жажду, к тому же, по ее наблюдениям, когда она много курила, в глазах грозным предвестником мигрени загоралась аура — пульсирующая радуга, обвивающая ее кольцами, словно удав.

— Ну, знаешь ли, не каждый способен стать местным, как удалось тебе, — возразила Киприан, продолжая с прищуром рассматривать толпу жизнерадостных туристов, обсуждавших, судя по всему, в какую сторону пойти. — И все же наши друзья, приезжающие сюда в последние несколько лет, совсем не чета этим. Сколько они здесь пробудут? Неделю? Пару дней? И ради чего? Только чтобы дома, на своем Среднем Западе, хвастаться направо и налево, что побывали в Париже, видели знаменитостей мира живописи и литературы, отобедали в ресторане, о котором прочитали в журнале «Кольерс», похихикать, что попробовали знаменитый абсент, и клясться, что ах, лучшего красного они нигде не пивали.

— И не забудь — купили книги в «Шекспире и компании».

Киприан закатила глаза.

— Вот уж представить не могла, что ты приспособленка.

— Ты хотела сказать, ушлая предпринимательница.

— Ну, я так полагаю, это во благо. Ты своими заботами помогаешь настоящим писателям держаться на плаву.

— Стараюсь.

— Да не просто стараешься… Я прямо завидую тебе, знаешь ли.

Сильвию так изумило признание сестры, что она не нашлась, как ответить. Благо Киприан тут же ее выручила.

— Однако у меня есть и хорошая новость. Я встретила кое-кого, кто делает Калифорнию для меня более или менее сносной.

— Рассказывай скорее. — Сильвия с облегчением выдохнула.

— Ее зовут Хелен Эдди. Она в прошлом актриса, а сейчас дает уроки тенниса детям. Вот уж кто всегда при загаре и вообще обворожительна. — Глаза Киприан засияли. — Знаешь, я решила, что слишком стара притворяться кем-то, кем не являюсь.

— Очень за тебя рада, — сказала Сильвия, — и с удовольствием познакомлюсь с ней при случае.

— Тогда тебе придется оставить твой драгоценный Париж. Ты вообще замечала, сколько народу приезжает, чтобы навестить тебя? А сама-то ты когда к нам приедешь?

— Не думаю, что твой упрек справедлив, — ответила Сильвия обиженно, хотя, видит бог, Киприан была совершенно права. Сильвии и в голову это не приходило. К тому же ее никогда не тянуло вернуться в Соединенные Штаты. — В Париж едут потому, что хотят поехать в Париж.

— Ага, и еще увидеться с тобой. Ты что, не хочешь нас видеть? Посмотреть хотя бы, где мы живем, как?

— Ну конечно, хочу, — уверила сестру Сильвия, но поняла, что покривила душой. Отогнав стыдную мысль, она попросила: — Расскажи мне побольше о твоей Хелен Эдди.

Несмотря на письмо Людвига и сто шестьдесят семь подписей в знак протеста против пиратства, Рот упорствовал в желании опубликовать свою версию «Улисса».