– Конечно, – ответила Джилли. – Рон тут уже на несколько тысяч печенья наел. Пусть отрабатывает.
Рэйчел и Труди оставили их дружески пререкаться и обошли первый этаж, а затем поднялись по лестнице на балкон.
– Как же тут красиво, – задумчиво улыбнулась Труди. – Именно так я себе все и представляла. То есть я посмотрела фотографии, конечно, но увидеть все воочию – это совсем другое.
Рэйчел улыбнулась.
– Я рада, что вы хотя бы раз увидели маяк своими глазами. Обидно было бы тут не побывать.
– Я тоже так решила, – согласилась Труди. – Хотя теперь мне придется жить на хлебе и воде, пока не поступят деньги от сделки, но я ни о чем не жалею. А ведь я еще не поднималась на самый верх. – Она повернулась к Рэйчел: – Можно подняться? Я знаю, вы там живете, и не хочу вторгаться в ваше личное пространство, но…
– Труди, – рассмеялась Рэйчел, – это же ваша башня. Она вам принадлежит, и все, что внутри, тоже ваше.
– Технически это так, – ответила молодая женщина, – но я не хочу заявляться сюда и распоряжаться как хозяйка. Я не такая.
– Знаю, – ответила Рэйчел, все еще улыбаясь, – и очень это ценю. Но вам обязательно нужно увидеть чердак. Я все вам покажу. – Она глянула вниз, убедилась, что у Джилли с Роном все в порядке, и достала из кармана ключ от верхних этажей. – Внизу все тихо. Пойдемте.
Труди с искренним интересом оглядела жилые помещения, но обе женщины знали, что на самом деле ей хочется увидеть камеру-обскуру. Они вошли в спальню, Рэйчел опустила лестницу, включила фонарь и протянула его Труди.
– Идите первая, – велела она. – Осмотритесь, а потом я поднимусь.
Труди секунду поколебалась и взяла фонарь.
– Спасибо, – тихо ответила она и начала подниматься.
Было странно отправлять вперед кого-то, кто еще не бывал там и не знал, что увидит наверху. Рэйчел смотрела на Труди, поднимавшуюся по лестнице. Сколько людей побывали в камере-обскуре со дня ее постройки? Их не могло быть много. Наверняка меньше десяти. Она подождала, пока шаги Труди наверху не стихли, и поднялась за ней на чердак.
Труди стояла, касаясь рукой гладкой мраморной плиты, и смотрела на люк под потолком. Подошла Рэйчел, и Труди перевела на нее ошеломленный взгляд.
– Впечатляет, да? – спросила Рэйчел. – Меня поражает атмосфера этого места. Я не верю в призраков, но с тех пор, как узнала об Эвелине, поняла, что всегда чувствовала здесь ее присутствие. Она будто живет в этой комнате.
Труди кивнула со слабой улыбкой и почти шепотом ответила:
– Думаю, вы правы.
– Хотите увидеть камеру-обскуру в действии?
– Конечно!
Рэйчел подошла к стене и открыла апертуру, поворачивая рычаг, пока на белой мраморной плите не появилось изображение города. Труди громко ахнула, увидев перед собой весь город.
– Не думала, что изображение будет таким четким, – сказала она. – Потрясающе!
Рэйчел медленно вращала рукоятку и показала Труди круговую панораму города. Та качала головой, словно не веря своим глазам. Когда камера описала полный круг и вернулась к первоначальному ракурсу, Рэйчел встала рядом с Труди, и они вдвоем залюбовались видом.
– Если хотите, могу показать вам записи Эвелины, – сказала Рэйчел спустя некоторое время. – Ее дневники, эскизы маяка и камеры-обскуры. Это очень впечатляющие документы.
– Буду рада.
Рэйчел закрыла люк камеры-обскуры и достала пару свитков и одну из тетрадей. Она показала Труди заметки, сделанные мелким аккуратным почерком Эвелины, и объяснила, что они значат. Труди молчала, лишь смотрела на все, что показывала ей Рэйчел, и слушала ее с таким интересом, будто училась на историческом или архитектурном факультете, а не в медицинском университете. Наконец она выпрямилась и вздохнула.
– Мы не можем так поступить, – тихо проговорила она.
Рэйчел нахмурилась:
– Как?
Труди обошла мраморный стол, оглядывая маленькую комнату под куполом.