Книжный шкаф Кирилла Кобрина

Вот и «русское возрождение» с «русским национализмом» стали важнейшим историческим фактором того времени. Тут сошлись две обычно несовместные крайности – политика властей и настроения части русской интеллигенции; с одной стороны, русификаторство последних двух императоров, с другой – неославянофильство многих делателей серебряного века и умеренный национализм умеренной оппозиции царизму. Ничего неожиданного – начавшийся переход к индустриальной стадии не мог не привести как к осознанию так называемой «национальной идентичности», так и вообще к росту национализма. Индустриальная эпоха превратила Европу династий и империй в Европу национальных государств – об этом можно прочитать у Эрнеста Геллнера, большого специалиста по этим темам.

Но есть одна маленькая деталь. Россия была «империей», а значит, воплощением духа универсализма, несовместимого с любым проявлением национализма. В Римской империи не было «римской нации», были «римские граждане». В Российской империи были немецкие и польские университеты, армянин – министр внутренних дел, грузин – герой Отечественной войны, два серба-фельдмаршала и бесконечное количество немецких чиновников. Русифицируя Российскую империю, Александр III, а затем и Николай II подменяли идеологическую основу государства – универсалистскую на национальную. И, таким образом, ее разрушали; именно они, а не зловредные революционеры из акунинских компьютерных игр. Из всех авторов книги только Струве что-то понимал в «национальном вопросе»; именно он развел его юридический аспект об обязательном равноправии всех наций империи с психологическим аспектом – о праве каждой нации быть более равнодушной к своему соседу, чем к себе.

Что еще поражает в этой книге – удивительная серьезность тогдашней русской публицистики. До Максима Соколова осталось еще восемьдесят лет. Счастливые времена.

Владимир Малахов. «Скромное обаяние расизма» и другие статьи. М.: Модест Колеров и «Дом интеллектуальной книги», 2001. 176 с.

Эта книга отчасти опровергает утверждения, сделанные мной по поводу предыдущей. Владимир Малахов критикует само понятие «национальной идентичности», а особенно – сведение экономических, социальных и политических проблем к так называемым «национально-культурным». Борьба с засилием «культуроцентризма» кажется сейчас и отважной и действительно необходимой, так что можно и пострадать. На самом деле, когда любое мельчайшее почесывание тела человеческой цивилизации объясняется ни больше ни меньше как разницей между христианской и мусульманской культурой, или между гомофобной и гомофильной (последний термин сам придумал, хотя, быть может, и существует?), начинаешь с тоской вспоминать более затейливых редукционистов – Вольтера, Руссо, Маркса, Честертона. От мира, превратившегося в калейдоскоп цивилизаций, делящихся на культуры, делящихся, в свою очередь, на субкультуры, начинает подташнивать. Так вот и Гитлера в этих терминах можно описать как представителя закатывающейся христианской цивилизации Запада, немецкой мещанской культуры, австрийской субкультуры формообразующей нации многонациональной империи, субсубкультуры художников-маргиналов и суб-суб-субкультуры вегетарианцев. В то время как он просто ублюдок.

В этом смысле Владимир Малахов – сторонник универсалистских подходов к национальным и этническим проблемам. Он анализирует достижения и промахи мульти-культурализма, подмечая идеологические его нелепости, но не впадая по этому поводу в типичную российскую развеселость разговора о нацменьшинствах («Слышь, Вась, как они черножопых зовут! Афроамериканцы!»). Мультикультурализм должен быть политикой защиты юридического равноправия представителей всех народов внутри многонационального государства, но не инструментом утверждения преимущества представителей нацменьшинств. В этом смысле, считает автор, мультикультурный опыт Австралии гораздо продуктивнее оного в США или Канаде.

Проблемы, поставленные Малаховым, вовсе не результат отвелеченного умствования. Сейчас в России национальная проблема – самая важная. С одной стороны, лицо Другого для нынешнего русского – это лицо азербайджанского торговца, таджикского наркокурьера, чеченского боевика. Уголовные хари соплеменников русский человек замечать сейчас не склонен. Ползучий расизм – так бы я охарактеризовал нынешнее положение вещей в стране. С другой стороны, разговоры (и справедливые) об уважении к культуре народов, составляющих меньшинство, незаметно превратились в конкретные действия бюрократии автономных республик и областей по национальному обособлению и даже вытеснению иных, чужих элементов. Этому способствует совершенно тупая и агрессивная государственная пропаганда, представляющая Россию в виде благолепного православного братства, восходящего на стадию упоительной соборности. Остальных – мусульман, буддистов, неверующих – не существует. Точнее, они не наши.