– Не будь таким болваном, – сказала она. – Ты задохнешься в пыли. Нет-нет, свинух, остаешься дома. – Тут ее посетила мысль. Очень серьезно она посмотрела на Ганса. Вообще-то ее лицо раскрасил карандаш гордости. – Останься и расскажи ему о девочке. – Мамин голос стал громче, самую малость. – Про книгу.
Макс заинтересовался еще сильнее.
– Про «Свистуна», – пояснила Роза. – О первой главе. – И она сама рассказала обо всем, что происходило в убежище.
Лизель стояла в углу подвала, а Макс смотрел на нее, потирая ладонью челюсть. Лично мне кажется, что в ту минуту он задумал новую серию рисунков для своей книги.
«Отрясательницы слов».
Он воображал, как Лизель читает в убежище. Должно быть, он представлял, как она буквально раздает слова. Впрочем, как всегда, он тут же видел и тень Гитлера. И наверное, уже слышал, как его шаги приближаются к Химмель-штрассе и подвалу – на будущее.
После длительной паузы Макс уже собрался было заговорить, но Лизель его опередила.
– Ты сегодня видел небо?
– Нет. – Макс посмотрел на стену и показал рукой. На ней все увидели слова и картинку, которые он нарисовал больше года назад: веревку и капающее солнце. – Сегодня только это. – И с того момента слов больше не было. Только раздумья.
Про Макса, Ганса и Розу не могу сказать ничего, но знаю, что думала Лизель Мемингер: если бомбы упадут на Химмель-штрассе, у Макса не только самые слабые шансы на спасение – он умрет в полном одиночестве.
ПРЕДЛОЖЕНИЕ ФРАУ ХОЛЬЦАПФЕЛЬ
Утром оценили ущерб. Никто не погиб, но два многоквартирных дома превратились в кучи битого камня, а посреди гитлерюгендовского плаца, любимого Руди Штайнером, ложками кто-то вычерпал огромную миску. Вокруг нее выстроилось полгорода. Люди прикидывали глубину и сравнивали с глубиной своих убежищ. Некоторые мальчики и девочки плевали на дно.
Руди стоял рядом с Лизель.
– Кажется, придется удобрять по новой.
Следующие несколько недель бомбежек не было, и жизнь почти вернулась к норме. Предстояли, однако, два значительных события.
У нее были клеветнические морщины. А голос – вроде палочного битья.
Надо сказать, им еще повезло, что они увидели ее в окно гостиной – ее костяшки по дереву были тверды и решительны. Они означали серьезное дело.
Лизель услышала именно то, чего страшилась.
– Иди открой, – сказала Мама, и девочка, прекрасно понимая, что спорить бесполезно, сделала, как велено.
– Мать дома? – спросила фрау Хольцапфель. Она стояла на крыльце, сделанная из пятидесятипятилетней проволоки, и ежесекундно оглядывалась на улицу. – Твоя свинская мамаша дома сегодня?
Лизель обернулась и позвала.
Скоро у нее за спиной стояла Роза.
– Чего тебе тут надо? Хочешь плюнуть еще и на пол в моей кухне?
Фрау Хольцапфель это ни капли не обескуражило.
– Ты так здороваешься со
Лизель смотрела. Ей сильно не повезло оказаться зажатой меж двумя женщинами.
Роза отодвинула ее с дороги.
– Ну, скажешь, зачем пришла, или как?
Фрау Хольцапфель еще раз оглянулась на улицу.
– У меня есть предложение.
Мама переступила с ноги на ногу:
– Да ну?
– Да не к тебе. – Фрау Хольцапфель пожала голосом, отметая Розу, и уставилась на Лизель. – К тебе.
– Ну а чего меня тогда звала?
– Ну мне все же нужно твое
Ох дева Мария, подумала Лизель, только этого не хватало. Какого еще рожна понадобилось от меня этой Хольцапфель?
– Мне понравилась та книга, которую ты читала в подвале.
Ну нет. Книгу ты не получишь. Лизель не уступит.
– Да?
– Мне хотелось услышать продолжение в убежище, но, похоже, бомбить пока не будут. – Она покачала плечами и распрямила проволоку в спине. – И я хочу, чтобы ты приходила ко мне ее читать.
– Ну ты и наглая, Хольцапфель. – Роза решала, рассвирепеть или нет. – Если ты думаешь…
– Я перестану плевать на вашу дверь, – перебила ее фрау Хольцапфель. – И отдам вам свой паек кофе.
Роза решила не свирепеть.
– И добавишь муки?
– Ты что, еврейка? Кофе и все. Можешь поменяться с кем-нибудь на муку.
На том и сошлись.
Все, кроме Лизель.
– Ладно, тогда решено.
– Мама?
– Помолчи, свинюха. Иди возьми книгу. – Мама повернулась к фрау Хольцапфель. – В какие дни ты хочешь?
– Понедельник и пятница, в четыре часа. И сегодня, прямо сейчас.
Вслед фельдфебельским шагам Лизель прошла в соседний дом – жилище Хольцапфель, которое оказалось зеркальным отражением Хубермановского. Разве что было чуть просторнее.
Лизель села за кухонный стол, а Хольцапфель – прямо перед ней, но лицом к окну.
– Читай, – сказала она.
– Вторую главу?
– Нет, восьмую. Конечно вторую! Читай давай, пока я тебя не вышвырнула.
– Да, фрау Хольцапфель.