Кочевница

  Орландо вскочил на ноги и растерялся. Он боялся взять прозрачное, живое или мёртвое тело... Вдруг оно растает в руках или просто вытечет из них? Медленно приклонив колено, Орландо попытался поднять Марию. Она была лёгкой и холодной, похожей на большую рыбу, недавно пойманную. Она так же как рыба иногда билась в конвульсиях, хватала воздух ртом и так же как с рыбы, с неё стекала вода, оставляя влажный след на песчаном дне озера.

  Орландо решил не возвращаться в город над озером, а идти прямо к берегу. Он смотрел во все глаза по сторонам и ничего не слышал. Нести Мэри было не тяжело, кроме того силы прибавились, когда путь лёг обратно - к друзьям. Но спустя некоторое время он ощутил неприятную сырость... Нет - не вокруг, а где-то внутри себя. И Мэри уже давно беспомощно трепыхалась в его руках, закатывала глаза, запрокидывала голову. Наверное, что-то говорила... Он опустил её на дно, убрал волосы с лица, погладил по мокрой, прозрачной щеке. Потом ощутил, как через пальцы рук и ног, через живот, грудь, уши, глаза, через рот в его тело стала проникать мокрая мерзкая прохлада. Она обволакивала, растворяла в себе. Водяные! Они тянут к нему свои щупальца на расстоянии. Их не видать, но водяные путы уже прорастают в нём.

  ― Про-о-о-оч, твари! - заорал он, не слыша собственного голоса. - Они боятся громких звуков и света, - добавил, глядя в умирающее лицо Марии. Тело вмиг приобрело привычную форму и упругость. Он натянул тетиву и снова выпустил стрелу вверх. Он теперь не слышал звона, лишь клокотало в ушах, давило на виски.

  Мэри обмякла и прикрыла глаза.

  

  

  Древняя магия

  

  

  Целую вечность она прожила в Подводном мире. Бесконечный подводный век был тусклым и мучительным, как век онкологического больного, что проживается в один месяц, тот самый - предшествующий смерти.

  Человек знает, что вылечиться невозможно, и он скоро отправится в последний путь, но живёт... И единственным признаком жизни является боль - нестерпимое физическое ощущение, из которого хочется выползти как из кокона бабочке. Но должен истечь срок, твёрдо установленный кем-то всевластным. Только ему известно, почему срок таков. Ты принимаешь боль и ждёшь своей очереди, а потом - самое страшное: в конце вдруг осознаёшь, что улетающая бабочкой душа больше не вернётся. И смерть - это не просто избавление от боли. Это ещё и финиш, и вернуться на старт никому не удавалось. В последнюю минуту хочется жить, но уже невозможно...

  Это чувствовала Мэри, когда множество рук тянуло её на берег из зловонного мёртвого озера. Все, их было так много, что-то кричали, перебивая друг друга, суетились и заглядывали ей в глаза в поисках признаков жизни. Хотелось улыбнуться и что-нибудь сказать всем и каждому. Её взгляд блуждал, искал и, наконец, нашёл; мокрые волосы прилипли ко лбу, красные воспалённые глаза, бледные губы. Так близко... Она простила его. За этот миг счастья в самом конце она могла простить всё. Орландо прижимал её к себе, целовал лицо и руки, но Мария ничего не чувствовала. Он плакал и просил о помощи.

  ― Отпусти! Она тает!

  ― Смотрите: цветы... Распускаются так быстро!..

  ― Нет... Это мотыльки...

  Там, где исчезало умирающее тело Кочевницы, земля покрывалась тонкими зелёными стебельками. Они на глазах превращались в благоухающие фиалки, жёлтые и алые маки с малюсенькими головками, порхали пёстрыми мотыльками и, увлекаемые головокружительным хороводом, растворялись в воздухе.

  Когда молодые люди замерли, очарованные чудесным зрелищем, Кривой Билл, до сих пор бесполезно увещевавший всех оставить Кочевницу в покое, бросился оттаскивать их от Марии. Он выхватил хлыст и очертил круг широкой как лента плетью. Ловко орудуя хлыстом, старик сооружал неоновый купол над прозрачным телом и произносил заклинание...

  Когда магическое действие было окончено, и Билл, сняв шапочку, устало вытер ею лицо, на изумрудной сочной траве стоял ледяной гроб с позолоченными затворами, а внутри среди бабочек и цветов - хрупкое тельце.

  ― Что ты сделал, старик? - Орландо бросился к гробу и провёл по нему ладонями. Лёд не таял.

  ― Остановил смерть...

  ― Что... - парень ничего не слышал.

  На берегу, в зарослях цветущего бересклета, среди крон деревьев, откуда ни возьмись, появились зелёные облака парящих в воздухе фей.

  ― Это древняя магия. Кочевница будет жива, пока память о ней не покинет наши сердца, - пропела Виола, нежно касаясь головы Орландо и возвращая ему слух.

  ― Жива? Это же гроб... Кусок льда!

  

  ― Спустя века, из тишины забвенья, услышать голос, что напомнит вдруг

  О тех, кого судьбы разборчивой везенье ещё качает в колыбели рук.

  И пробудить в душе своей надежду на воскрешенье и прощенья час,

  И поменять свой саван на одежду, раздуть огонь, что уж давно погас.

  Блажен, кто верит, кто во тьме могилы рисует образы, давно забывших нас,

  Кто вспоминает радость и обиды, и вкус непонятых произнесенных фраз.

  Не суждено цвести цветку, что сорван и брошен наземь - его кончен век...

  Но он пробỳдится от сна забвенья, давно ушедший в память, человек.