Код Адольфа Гитлера. Апрель

К назначенному времени Мюллер лично явился в бункер. Это подземное сооружение из 16 помещений не вызывало в нём к себе доверия. Мрачное, плохо проветриваемое, но надёжное бомбоубежище не могло вместить в себя радость жизнью, а навевало посетителям одну смертную тоску и желание поскорее отсюда выбраться. Ему самому становилось не по себе, когда его, шефа гестапо, подвергали унизительной процедуре обыска, шарили по его карманам, извлекая наружу носовой платок, норовили словесно задеть, и он, как и остальные, вынужден был всё это терпеть, так как неповиновение приравнивалось к измене. Они все были заложниками системы, в том числе и охрана фюрера, – оставалось лишь подчиниться. После всего этого он обязан был оставлять на вахте шинель и пистолет. Портфель тоже осматривался, и в последнее время Мюллер решил совсем от него отказаться, предпочитая держать в голове всё то, что он собирался при личной встрече сказать фюреру. Адъютант Гюнше, вежливо и почтительно встретивший группенфюрера на одном из контрольно-пропускных пунктов, предложил ему пройти к кабинету, при этом не забыв напомнить, что фюрер ждёт его.

– Я рад, Отто, что фюрер всегда помнит, что я существую! – сказал Мюллер, идя по ковровой дорожке лестницы. Каждая из них имела герметичный тамбур со стальными дверями. – Когда нации понадобится карающая рука гестапо, тогда фюрер вспоминает о Мюллере.

– Такая у нас служба, группенфюрер! – отпарировал в ответ Гюнше. – На войне, как на войне. Пока не вздёрнут, я буду верить в победу! Фюрер всегда видел в гестапо один из инструментов своей власти, и вы, группенфюрер, годами верной службы вполне оправдали такое доверие.

– Спасибо, Гюнше!

Гюнше, с любезностью на лице приняв на свой счёт неслыханную благодарность, оставил Мюллера у двери в кабинет Гитлера, а сам направился к Борману. Взявшись за ручку стальной двери, Мюллер нажал на неё. Дверь открылась. Мягко прикрывая её за собой, Мюллер обернулся. Он был у Гитлера. При этой встрече фюрер заметил, каким усталым было лицо Мюллера и насколько в глазах того замечалась плохо скрываемая тревога за свою жизнь. Каждому из них предстояло пройти свой круг жизни и смерти.

Вставая с кресла, фюрер жестом руки пригласил Мюллера присесть в соседнее с собой кресло, где обычно с улыбкой на устах утопала Ева. Мюллер бессловесно повиновался. Приглядываясь к Гитлеру, Мюллер с невольным уважением отметил для себя выдержку фюрера в эти дни катастрофических боёв за Берлин, умение Гитлера владеть собой, несмотря на то что падение города не вызывало никаких сомнений даже в самых стойких защитниках, было вопросом времени. Мюллер догадывался, что в эти апрельские дни Гитлер потерял привычный для своей персоны вкус держаться за власть. Неограниченная власть, считал Мюллер, всегда приводит к жестокости. Вместо слов к обречённым на смерть он привычно употреблял пулю, а если и это не помогало – мясные крюки. Только так он мог укрепить свою власть. Грянули нелучшие времена, всё в рейхе шло к худшему, в такой ситуации ему надо было только подождать и самим неблагоприятным событиям дать возможность течь так, как он и Гитлер предусматривали как один из самых вероятных вариантов ближайшего будущего. В этот трудный для себя месяц Гитлер старался нащупать смысл текущей жизни, но он отвык от спокойной жизни. К жизни немецкого колониста ему ещё надо было приспособиться, а это для мятежной натуры фюрера было не так-то просто сделать. И Гитлер допустил самотёк, чем непременно воспользовались внешние силы, стремящиеся похоронить Третий рейх, но он никогда не забывал о собственном спасении, позволяя себе быть спокойным в этом хаосе разрушений и ко всему остальному относиться с некоторым болезненным недоверием. Сейчас Мюллер наблюдал, что фюрера раздирают два чувства: страх и потеря доверия к своему окружению.

– Доложите, Мюллер, как обстоят дела!

Гитлер держался внешне спокойно, но в его глазах Мюллер видел сияние надежды.

– Пока всё идет так, как мы и планировали, мой фюрер, – сказал Мюллер – Кэт и Брук с сегодняшнего дня будут находиться в бункере. Так будет надёжно. Пилот с предстоящей задачей ознакомлен и ожидает ваших указаний. Клаус пленён сладкими надеждами, но я не разрешаю себе даже свыкнуться с той крамольной мыслью, что когда-нибудь он окажется на свободе. Риск слишком велик, мой фюрер, он много знает, а такие свидетели опасны, они могут разгласить наши планы, от них лучше избавляться при первой же возможности. Я также занимаюсь поисками «двойника» Евы. Не волнуйтесь, мы её обязательно найдём, в моих людях можете не сомневаться.