– Вот и замечательно, Мюллер! – произнёс Гитлер. – Да, что верно, то не требует доказательств. Ни в одном бункере нельзя скрываться вечно. Здесь только Еве и Блонди я могу доверить своё одиночество, а оно лучше, чем старый соратник. К чему мы только стремились все эти годы? Мы стремились раскопать человека и очистить душу его от мусора, накопившегося в ней за несколько тысячелетий. Мы хотели освободить его творческие инстинкты и вернуть ему связь с высшими силами мироздания, чтобы он действительно осознал, что он создан по образу и подобию Божию. Вся история, и в этом со мной мало кто поспорит, является лишь комментарием к жизни духа. А что немец? – спросите вы у меня. В нашем случае немец, рассорившийся сам с собой, непоследовательный в мыслях, с расщеплённой волей и потому бессильный в действии, теряет силу в утверждении собственной жизни. Он мечтает о праве на звёзды и теряет почву под ногами на Земле. Я не удивлён, что такая нация проиграла эту войну, а славянские народы займут её территорию. Слабых война вычёркивает из жизни, а немцы сами пришли к такому финалу. Мне только остаётся смириться с этим и своевременно уйти из Германии, где свою власть установят большевики. Я всегда был противником революции, так как понимал, что жизненные условия немца можно изменить лишь путём эволюции. Революция для простых немцев есть не что иное, как смена одной правящей верхушки на другую. И к чему он пришёл? К краху и к банкротству. В конечном итоге немцам всегда оставался только путь внутрь себя. Будучи народом певцов, поэтов и мыслителей, немцы мечтали тогда о мире, в котором жили другие, и только когда нужда и лишения наносили этому народу бесчеловечную травму, что мы наблюдаем сегодня в Берлине, тогда может быть, на почве искусства произросло желание нового подъёма, нового царства, и значит, новой жизни. Вот и всё, что я чувствую на сегодня. Спасибо, что ты находишься рядом со мной. Я всегда верил в ваш профессионализм, Мюллер. Я знаю – идя по дороге жизни, надо оглядываться, куда она тебя приведёт.
– Все бумаги должны быть зарегистрированы и разложены по папкам, мой фюрер! – вставая с кресла, улыбнулся Мюллер. – Я очень горжусь тем, что возглавляемое мной ведомство на все 100 % служит вашим интересам, мой фюрер!
IIрощаясь, фюрер пожал Мюллеру руку и проводил его до двери. Мюллер был тронут таким знаком внимания и вышел через дверь из кабинета в коридор. Не успел Гитлер дойти до кресла, как в дверях возник Борман.
– Я слушаю, Борман.
– Мой фюрер! – проговорил Борман. – С каждым часом обстановка накаляется. Так как не государство контролирует партию, а партия контролирует государство, нам необходимо активизировать работу среди гражданских лиц. Что касается военных тем, то я бы просил вас послать радиограмму Йодлю и Венку.
– Ты предвосхитил моё решение, мой секретарь! – заметил Гитлер. – Поэтому её надо отправить немедленно. Слышите, Борман! Немедленно!
– Я весь внимание, мой фюрер!
Обращаясь к Борману, фюрер приказал: «Обострение положения в Берлине и окружение столицы рейха делает жизненно необходимым быстрейшее проведение наступления для деблокирования в направлении, оговоренном ранее. Если прорыв выполнить быстро и решительно, не заботясь о флангах и соседях, то удастся восстановить связь 9-й армии с Берлином и при этом уничтожить большие силы противника».
Рейхсляйтер старательно записал в свой блокнот прозвучавшие фразы, но ему понадобилось ещё несколько мгновений, чтобы вникнуть в его смысл.
– Вам всё, Мартин, понятно?!
– Да, мой фюрер!
– Спешите довести до вермахта этот приказ!
Было 19 часов 00 минут.
Вашингтон. Белый дом
Президент США Гарри Трумэн, сопровождаемый военным министром Генри Стимсоном, в этот вечерний час совершал прогулку по ухоженной аллее своей резиденции. Но он это делал не просто так, чтобы вдохнуть в лёгкие воздух апреля, да ещё увлажнённый рекой Потомак. Широко известно, что для американцев время есть деньги, а для обмена мнениями о роли США в завершающей стадии войны на полях оно пока было.
– Господин президент! – в своём обращении Стимсон был предельно откровенен. Такую откровенность он мог позволить себе вне стен Овального кабинета. – Мы находимся на пороге новых возможностей. Это поразительно, просто невероятная для нас удача! В течение четырёх месяцев мы, по всей вероятности, завершим создание самого ужасного оружия, когда-либо известного в человеческой истории; одной бомбы будет достаточно для уничтожения целого города.