Код Адольфа Гитлера. Финал

Штумпфеггер удалился. Магда тоже.

20 часов 15 минут

Колченогий рейхсканцлер перешёл в комнату жены. Магда явно ждала его.

– Ну, вот и всё, Магда! – обречённо произнёс Геббельс. – Сорвана последняя, и спасительная, для нас попытка договориться со Сталиным. Вождь большевиков потребовал безоговорочной капитуляции, на что я, верный идеалам национал-социализма, пойти не смогу. Я не собираюсь остаток жизни провести вечным странником по жизни. – Для рейхсканцлера его жизнь уже не имела никакой ценности. Да и цель жизни без службы фюреру и нахождение рядом с ним все эти годы утратила свою непреходящую ценность. – Для упавшей в историческую пропасть Германии я сделал все от меня зависящее, и не моя вина, что с русскими я так и не договорился. Теперь я понял, Магда, что наступила пора подвести итог своей бурной жизни. Магда! Ты готова?

– Да, милый Йозеф! – ответила она. – Как это ни горестно, с детьми всё кончено. Умирать здесь, в подвале, не будем!

– Конечно, мы пойдём на улицу, в сад, – согласился Геббельс.

– Мы пойдём не в сад, а на Вильгельмплац, где ты всю свою жизнь работал! – Магда встрепенулась. – Фюрер, будь он жив, гордился бы нашей преданностью ему!

Взяв мужа под руку, Магда вышла с ним из комнаты. На минуту муж задержался у своего кабинета. Внутреннему взору Геббельса вдруг открылась картина памятной для него встречи с фюрером. Он испытывал не слишком приятное чувство, вспоминая тот момент, когда он, схватив Гитлера за обе руки, напомнил ему о клятве.

«Какая ещё клятва, доктор Геббельс?» – спросил фюрер.

«Мы никогда добровольно не покинем это здание. Никакая сила на свете не принудит нас к этому». – Геббельс продекламировал фюреру свою клятву.

«Да, Йозеф! – Гитлер вроде бы согласился с ним. – Ты прав. Если нам предстоит умереть, то пусть это произойдёт в Берлине, в Имперской канцелярии».

Но суровая действительность военного поражения, какого ещё не испытывала Германия в своей истории, возвратила Геббельса к настоящему времени. Гитлер ушёл. Теперь наступал финал его карьеры, его жизни. Всё им было отрежиссировано. Пройдя вместе с Магдой в маленькую комнату бункера, он неторопливым движением руки надел шляпу, накинул шарф и облачился в длинный плащ. И тут он явственно ощутил присутствие матери. Оглянулся. Никого…

«Катарин! Где ты, родная? Твой знаменитый сын навсегда покидает тебя, как сегодня его покинет жизнь».

Геббельс, оттягивая момент, стал медленно надевать лайковые перчатки, при этом тщательно натягивая их на каждый палец. Обернувшись к жене, он как джентльмен предложил ей правую руку. Оба молчали, словно боялись нарушить тишину, обманчивую, как и вся их совместная жизнь. Не спеша, несколько прижимаясь, друг к другу, супруги Геббельсы поднялись по лестнице, где на посту стоял офицер СС.

– Мы поднимаемся для того, – прощаясь с ним, мрачно пошутил Геббельс, – господин офицер, чтобы кому-то облегчить задачу: не нужно будет поднимать на поверхность наши тела на тележке.

Геббельсы вышли в сад. Было темно.

– Половина девятого вечера первого мая! – грустно произнесла Магда.

– Пора! – только и сказал любимый муж. Сделав по грунту роковой шаг вперёд, Магда остановилась. Йозеф бесстрастно наблюдал, как Магда раскусила смертоносную ампулу и, взмахнув нежно любящими руками, стала падать на землю. Выхватив пистолет «вальтер», Геббельс выстрелил в затылок падающей Магде. В воздухе разнёсся запах пороховой гари.

«Всё! Магда мертва! – с ужасом подумал Геббельс. – Отмучилась! Теперь настал мой черёд свести счёты с жизнью!»

Положив ампулу в рот, Геббельс раскусил её. Цианид мгновенно парализовал дыхание, но усилием воли доктор Геббельс успел нажать на спусковой крючок и выстрелить себе в правый висок. Явившийся сторонним наблюдателем трагической смерти четы Геббельсов, офицер СС позвал его адъютанта – Швегермана. Вдвоём они из канистр облили тела мертвецов бензином и подожгли. Семья Геббельсов превратилась в призрак растаявшего прошлого. Но свою работу они выполнили плохо. Завтра трупы супругов Геббельс обнаружат русские солдаты.

Дни и даже часы Третьего рейха были сочтены. Но глубокие шрамы на судьбах миллионов искалеченных войной останутся на долгие-долгие годы…