– Товарищ Жуков! – сказал Сталин. Вождь не любил спешить с выводами, а относительно судьбы Гитлера сейчас предпочёл взять паузу. – Так уходят из жизни бандиты и авантюристы, которые не имеют мужества ответить за содеянное. Гитлер и другие, слишком большие жулики, чтобы можно этому верить. Фюрер не склонен к героизму. Вся эта болтовня о погребениях мне кажется очень сомнительной. – Поразмыслив, Сталин заново оценил ситуацию. – Верить сообщениям о смерти Гитлера не следует. По моему мнению, Гитлер не умер, где-то скрывается. Я не получил пока убедительных доказательств, что Гитлер мёртв. Найти труп Гитлера и доложить. Я ещё поговорю на эту тему с Берией и Абакумовым. Я считаю, что, как только бункер будет взят, надо отправить туда поисковую комиссию и убедиться, насколько это соответствует действительности. Не принимать ничего без доказательств.
– Товарищ Сталин! – отвечал Жуков. – Я не вижу этому каких-либо препятствий.
– Передайте Соколовскому: никаких переговоров ни с Кребсом, ни с другими гитлеровцами не вести, – изрёк Сталин. – Обсуждать нечего, капитуляция должна быть безоговорочной. Если ничего чрезвычайного не будет, не звоните до утра, хочу немного отдохнуть. Сегодня у нас первомайский парад. – С этой фразой Сталина связь с его дачей отключилась.
Кребс прибыл в бункер в невесёлом расположении духа. Он оттянул, но не положил конец боевым действиям, что означало катастрофу для Третьего рейха. Геббельс, Борман и Бургдорф ждали его в конференц-зале.
– Безоговорочная капитуляция, – сказал Кребс. – Они требуют безоговорочной капитуляции. Никаких переговоров.
– Ну вот, – с этими словами Геббельс обернулся к Борману. – Вот и всё. Всё кончено! Я же говорил вам, Борман!
Рейхсканцлер, сказав эти слова, был спокоен и не проявлял внешних признаков страха. На Бормана жалко было смотреть. Рейхсляйтер дрожал и был озабочен только собственной жизнью. В его глазах заметался страх.
– В Берлине резко ощущается недостаток воды, – справившись с собой, произнёс Борман. – Как мне сообщают местные функционеры партии, кто пока остался верен фюреру, продовольственное положение населения тяжёлое. Люди не получают в достаточном количестве хлеб, не говоря уже о медицинской помощи. Вслед за голодом в Берлин придут эпидемии. И в любую минуту враг может обрушить на нас дождь огня и стали.
– Какой хлеб, партайгеноссе?! – удивлённо сказал Геббельс. – Какой стальной дождь? Всё катится к чёртовой матери, а им, видите ли, подавай хлеба и зрелищ! Жалкая чернь! Могли бы не оглядываться на нас, а заняться разведением огородов. Такая возможность, Борман, есть у большинства берлинцев.
– Будущее рейха, господин рейхсканцлер, ужасно! – произнёс Борман. – Мы не использовали свой шанс на улучшение своего положения, так как Сталин не стал из-за нас ссориться с англо-американцами. Наш народ впал в политическую летаргию, и нам предстоит капитуляция.
– Капитуляция?! – вспылил Геббельс. – Никогда! Однажды я отвоевал Берлин у красных и буду драться с красной заразой до последнего вздоха. Те немногие часы, которые мне предстоит прожить в роли германского рейхсканцлера, я не хочу растрачивать на подписание бумажек о капитуляции. Никакой капитуляции! Если мы признаем капитуляцию, немецкий народ потеряет всё. В эти трагические часы Германии я готов последовать примеру фюрера. Борман! Пробивайтесь на запад к нашим друзьям! Кребс! Передайте русским: никакой капитуляции.
Ещё раз, пожав всем руки, Геббельс повернулся и медленно, припадая на короткую ногу, ушёл в свой кабинет.
Йозеф и Магда Геббельсы вышли из рабочего кабинета. Не одни. Следом за ними семенил врач – Гельмут Кунц. Он был встревожен, глаза блуждали неизвестно где, а в его голове постоянно вертелись назойливые слова Геббельса: «Доктор, я вам буду очень благодарен, если вы поможете моей жене умертвить детей».
– Я так и знала, дорогой, что они не пойдут на мир с нами! – сказала мужу Магда. – Придётся умирать, для нас другого выхода не существует.
– Да, Магда, – согласился с ней Геббельс. – Это была наша последняя попытка спастись! Неудачная, скажу я тебе. Сталин слишком хорошо знает цену нашей пропаганде, не удивительно, что он отверг мои предложения о мире. Они в такой ситуации, в какой оказались мы, слишком запоздалые.
– В этом виноваты мы сами! – с горестью в словах воскликнула Магда. – Ты двенадцать лет прославлял немцев как божественных ариев, а они сподобились проиграть войну неполноценным славянам. Наши сейчас уходят, русские могут в любую минуту прийти сюда и помешать нам, поэтому нужно торопиться с решением вопроса.
В передней в этот момент они увидели, как входят два незнакомца. Те явно собирались прорваться через позиции Красной Армии, и на их лицах Магда прочитала одно лишь это желание.
– Счастливого пути, ребята! – поздоровавшись за руку с каждым, напутствовал Геббельс. – Оставайтесь жить и возрождать новый рейх. Из наших рук выпало знамя, вы придёте нам на смену и подхватите его.
– А вы как, господин рейхсминистр, решили? – спросил юноша, одетый в форму гитлерюгенда.