Код бикини. Часть 2 (СИ)

шечные домики на склоне холма. - Того и гляди, хоббиты появятся.

- В России ощущение сказки гораздо сильнее, - заме-тил Загребский. - Вымершие деревни, раскисшие дороги, заглохшие колодцы... Того и гляди, Змей-Горыныч приле-тит.

- Ты это брось, Загребский, - нахмурилась Мила. - Не трогай родину. Если бы не война, у нас люди жили бы лучше, чем в Швейцарии.

- А разве в Германии не было войны? - невинно улыб-нулся бородач.

- Ты из меня дуру не делай. Все я прекрасно понимаю. Просто немцы эти живут, как суетливые муравьи - вкалывают с утра до ночи. Строят, ломают, воюют, восста-навливают... А в России жизнь - это высокая трагедия. Собственно, русские - это не совсем люди в обычном пони-мании этого слова.

- Вы, миледи, черт знает до чего договорились. Кто же они - сверхчеловеки, как у Геббельса? Или наоборот - недо-человеки?

- Дурак ты, - печально покачала головой Мила. - Нацистские сверхчеловеки сегодня превратились в голли-вудских тошнотворных суперменов. А русские - это прачеловеки. Они ближе к богу, чем все остальные люди.

- А как же евреи?

- Евреи много о себе думают.

- А мне кажется, что евреи - это остатки предыдущей земной цивилизации. Те, кто выжил в древнем глобальном катаклизме. Они генетически помнят те баснословные времена, когда бог расхаживал, обжигая пятки, по неостывшей еще земле и расставлял по местам леса и горы. Но когда евреи намекают на свою доисторическую память, их тут же начинают подозревать в зазнайстве.

- Это ты у Достоевского вычитал?

- Это мне самому так кажется. А Федор Михалыч евре-ев не любил, - вздохнул Загребский. - Он считал, что евреи погубят Россию и станут во главе анархии.

- Интересно... Надо будет перечитать.

- Можно подумать, ты его читала, - засмеялся Загреб-

ский. - Что именно миледи намеревается перечитать из Достоевского? "Идиотов Карамазовых?"

Мила потянулась к бороде водителя, но он успел пере-хватить ее руку.

- Уймитесь, барышня. Достоевский, несмотря на нелюбовь к евреям, антисемитом все же не был. Он смотрел глубже и понимал, что в любом человеке, независимо от национальности, живет зверь, и в этом его вечное проклятие. Соответственно, мечты человечества о прекрас-ном будущем изначально неосуществимы. Отсюда вечное мучительное противостояние его героев, которое сам автор никак не разрешает...

- Загребский, перестань нудить, - зевнула Мила. - Лучше скажи, долго нам еще ехать?

- Почти приехали. Гляньте окрест, миледи: отсюда на-чинается батюшка-Рейн, как его немцы любовно называют.

"Опель" проехал по узкому мосту над бирюзовой рябью двух сливающихся воедино горных речушек.

- Не забудь добавить, что здесь обожал отдыхать Фе-дор Михалыч...

Загребский загоготал густым басом и положил волосатую, крапленую купоросными веснушками лапу на колено девушки. Мила отшвырнула ее и сверилась с адре-сом:

- Россбоденштрассе, тридцать два, отель "Бергхайм". Ну, с богом. Авось на этой задастой Астрид наши мучения и закончатся.

Гостиница оказалась добротным, крытым черепицей двухэтажным зданием с мансардой. На другой стороне улицы высилась кирха из потемневшего кирпича, увенчан-ная флюгером, изображающим святую Катарину.

Сверху послышался мелодичный перезвон, после чего над деревней поплыли мерные удары главного колокола. В утреннем солнце весело блестела красная медь купола коло-кольни. Ветерок доносил запах припорошенных снегом альпийских лугов.

Загребский потянул на себя гостиничную дверь. Коло-кольный звон стих, и в наступившей тишине послышались шаги.

- А вот и хоббиты, миледи!

Из кирхи, держа наотлет шляпы с орлиными перьями,

выходили степенные альпийские крестьяне в долгополых пиджаках и до блеска начищенных сапогах. Один за другим они неторопливо пересекали улицу и поднимались на крыльцо гостиницы. Не делая ни малейшей попытки пропустить вперед чужаков, они по очереди проходили в дверь, которую придерживал Загребский. Каждый из них пристально рассматривал пришельцев, словно пытаясь навеки запомнить их лица.

Мила и Загребский вошли последними и сразу же оказались в столовой. Аборигены уже сидели по сторонам длинного елового стола - очевидно, здесь каждый знал свое место. Они повесили пиджаки на спинки массивных стульев и остались в белых рубашках и расшитых малино-вых жилетах. За стойкой перетирал стаканы худощавый молодой человек в белом переднике. Его лоб и щеки украшали рубцы от некогда бушевавших угрей. Он смущенно улыбнулся вошедшим и жестом пригласил их присесть за угловой столик.

От невидимого толчка распахнулись легкие створки, и из кухни выдвинулась статная молодая дама в чепце и широком кринолине. В каждой руке она держала по шесть стеклянных кружек с пенными шапками - целое пивное море.

Хозяйка поставила перед каждым гостем по кружке пива и повернулась к Загребскому.

- Боже мой, херр Загер, ты ли это? - сказала она на-распев.

- Конечно я, Асти, кто же еще!

- Я так и подумала, когда увидела твой капустный драндулет. Невероятно, что он до сих пор на ходу.