Код человеческий

Зажатая молодой порослью тропка когда-то представляла технический подъезд к огороженной территории. Деревянный заборчик давно сгнил, лишь отдельные почерневшие штакетины с чешуйками белой краски еще висели на ветхих перемычках между кирпичными столбами. За ним высились густые древесные заросли. Ворота, через которые пролегала тропка, темнели двумя ржавыми лопухами на сгнивших навесах. В поисках безопасного места Игорь зачем-то свернул с широкой бетонной дороги сюда и, внимательно прислушиваясь, углубился в чащу. Опасностью не пахло, фоновое напряжение не превышало разумную норму.

Идти пришлось по толстому ковру влажных листьев, но чувствовалось, что под ним покоится твердая основа, скорее всего, асфальт. Слева возвышалась земляная насыпь, поросшая вишней, справа ровными колоннами небо подпирали тополя. Подумалось, что в растительном мире существует своя иерархия. На это наводила тополиная стать и загадочность. Нет, никакой чопорности и надменности в прямых высоченных исполинах не было, скорее, наоборот: они, словно забытые посланники иных миров, тянулись в своем росте к бездонному космосу, не обращая внимания на кипящую внизу суету. В детстве, подолгу наблюдая за их шелестящими кронами, Нерв испытывал чарующую грусть – будто бы понимал тополиное одиночество, будто бы знал о том, что только они еще хранят утерянные знания.

В оголенных ветвях шумел ветер, раскачивая их на фоне хмурого осеннего неба.

Впереди из-за деревьев вынырнул угол кирпичного здания, через пару шагов сквозь поредевшие вишневые заросли показалось основание высокой трубы с наваренными скобами для карабканья. «Котельная, скорее всего», – решил Игорь. Он не ошибся: у грязной двери чернели остатки угольных куч. Заходить внутрь не тянуло. Неподалеку среди расступившихся акаций он обнаружил трехэтажный корпус с крыльцом посередине. Перед ним, точно рукотворный островок, окруженный со всех сторон одичавшей растительностью, раскинулась площадка, мощенная серым тротуарным камнем. Через стыки пробилась трава, теперь серая и безжизненная, и лишайники, зеленевшие невзирая на холод и моросящий дождь. Рядом с крыльцом лицевой стороной кверху лежала выгоревшая фанерная табличка с нечитаемой надписью.

Постояв немного, Игорь поднялся по ступеням и вошел внутрь. Его встретил просторный холл, продуваемый сквозняками. Здесь было светло из-за многочисленных окон. Скрипучий деревянный пол, усыпанный осколками стекла, черепками посуды и прочим мусором, пребывал в сносном состоянии, обещая выдержать вес гостя. Вдоль стен тянулись маленькие шкафчики, кое-где валялись игрушки, детская одежда и вездесущие гильзы. Впрочем, помещение не имело пулевых отметин, а обнаруженные гильзы своей малочисленностью лишь подтвердили догадку, что здесь обошлось без серьезных перестрелок. Из холла на второй этаж вела лестница.

На втором этаже царила такая же разруха. В длинный, протянувшийся из крыла в крыло коридор через дверные проемы вываливались прямоугольники серого света. Примерно в центре этажа имелась общая комната, где в беспорядке грудились миниатюрные стульчики, а вдоль стен тянулись лилипутские шкафчики, как внизу. Здесь повсюду толстым слоем лежала пыль. Второй этаж сохранил остекление, и если б не разбитая форточка в одной из комнат и полностью выломанная рама торцевого окна, то при должной фантазии могло сложиться впечатление, будто люди оставили здание совсем недавно. Слабый сквозняк с трудом перемещал воздух по коридору, не говоря уж о комнатах, поэтому обоняние улавливало множество искусственных запахов: старая ткань мебельной обивки, пластмасса разбросанных кукол и машинок, подгнившее дерево подоконников, покоробленный паркет, матерчатые ковровые дорожки, остатки лака на выцветших игральных кубиках, ветхие, истрепанные до ниток занавески. Еще пахло сырой книжной бумагой и едва уловимо – карандашными грифелями: старые предметы из последних сил отдавали в общий фон свой слабеющий аромат. Игорь непозволительно долго впитывал дух умершего дома. Он понимал, что еще чуть-чуть – и прошлое угаснет навсегда, растворится до неразличимости в атмосфере внешнего мира, которая и так уже доминировала здесь, возвещая о скорой победе над химией ненатуральных материй.

Дневной свет начал тускнеть, что вызывало беспокойство. Поднявшись на третий этаж, Нерв спешно исследовал территорию и нашел ее подходящей для ночлега: такой же коридор, что и уровнем ниже, имел с левой стороны множество целых окон, а с правой в него выходили двери нескольких прекрасно сохранившихся комнат. Он выбрал одну, рядом с «кабинетом заведующего детским садом», как гласила табличка. Там стоял диван, обтянутый потрескавшимся дерматином (с него удалось стереть пыль), и книжный шкаф, забитый какими-то служебными папками и литературой о воспитании малышей. Рядом с диваном темнел массивный стол, лакированная поверхность которого отражала рассеянный уличный свет сквозь слой пыли.