Код человеческий

– А как же семья? – спросил Игорь, чувствуя, как разливается в груди непонятная тоска.

– Семья есть. Только дети строят будущее и не успевают заскочить к нам со старухой, а мы уж к ним не ходоки из-за возраста.

Старый шофер не жаловался, он, кажется, просто получал удовольствие от своего редкого стандартного маршрута и от диалога со случайным пассажиром. Автобус катил по шоссе в гордом одиночестве, оставляя позади длинные километры, в бездонном голубом небе ослепительно сияло солнце. Степь, залитая полуденным светом, тягуче тянулась за окнами. Пейзаж казался страшно знакомым, и оттого лишь усиливалась тоска, к которой примешивалось беспокойство, такое же необъяснимое.

Марина после отпуска, проведенного с мужем, уже вышла на работу, детвора отправилась в сад, судьбы близких потекли по привычным руслам, скорее, даже каналам, заботливо проложенным ДОТом. Солнечный где-то далеко отсюда жонглировал в небе дугами, по его улицам скользили мехи, широченные, свободные от автомобилей дороги монопольно использовались тысячами велосипедистов, а зеленые зоны, соединенные друг с другом, больше напоминали дикий лес, причудливо вживленный в человеческий мир. Игорь всегда считал себя частью того Солнечного. Там его ждала идеальная любимая женщина, дети, работа – все. Недавно он испытал шок, когда понял, насколько тонка его связь с семьей. ДОТу достаточно одного вердикта по профвопросу – и вот канал, по которому текла жизнь Игоря, оказывается перекрытым: вчерашний пример для Аи и Назара и гордость Марины щелчком вышибается со своих позиций. Они продолжают жить в привычном ритме, а он неизбежно остается позади. Даже если все техническое совершенство Солнечного, весь его уют по-прежнему к услугам аутсайдера.

Игорь избегал размышлений на эту тему, но такое положение вещей попахивало гигантским одолжением, словно с перепрофилированными заключали неравную сделку: вам от нас прежние условия жизни, а нам ваше смирение и покорность. Целое нагромождение обоснований, кажущихся справедливыми и логичными, тысячетонным прессом подавляло внутренний протест, глушило боль, а если этого не хватало, в действие вступало запрещенное оружие – шантаж семьей. Никто не разлучал с близкими, никто специально не очернял в их глазах, им просто предлагался выбор – либо следовать за неудачником на Скалу, либо отказаться от него. Игорь был уверен, что Марина без раздумий пойдет за ним куда угодно. А затем? Хочет он ей мук, уготованных остракизмом? Как долго получится выносить боль, ежедневно физически ощущая тоску жены по институтскому коллективу, по родителям, по работе, по чашке чаю и бутербродам из привычного пищевика, по вымуштрованным мехам и по субботним зависаниям в аэродуге на высоте птичьего полета? Игорь не услышит упрека, ни разу не прочтет его в любимых глазах, но этого и не потребуется.

«Едем смотреть на „Звезду“?» – «Конечно, едем!» – именно так она ответит, даже на новость о Скале. Внутри на доли секунды вспыхнул авантюрный порыв, была не была! Но почти сразу сердце сжалось от сильнейшего страха: что будет с детьми?

Шофер крутил баранку, буднично отлавливая автобус, гуляющий по полосе. Кремов попытался проникнуть в мысли старика, но те надежно скрывались за отрешенным взглядом выцветших глаз и немного благенькой улыбкой. Озарение пришло внезапно, заставив автоматически выстрелить вопросом:

– Вы жили на Скале, правда?! Вы рискнули?

Лицо шофера окаменело на пару мгновений, затем он серьезно произнес:

– Я бы все отдал за то, чтоб вернуться назад, чтоб устроить жизнь по-другому. Скала для меня как памятник собственному упрямству. А раньше я думал, что это наказание, назначенное ДОТом, и искренне этот самый ДОТ ненавидел. Сейчас я ненавижу себя, хоть и слабо. В старости, знаешь ли, даже самые сильные эмоции ослабевают.

Игорь не представлял, что старик имел в виду под «жизнью по-другому», но отчетливо ощущал его горе от разрыва с детьми.

Глава 113

Катя выглядела подавленной. Плечи опущены, коленки плотно прижаты одна к другой. Она сидела на самом краешке массивной деревянной скамьи боком к столу, перебирая пальцами кончик поясного ремня. Взгляд девушки, еще вчера такой уверенной в себе, рассеянно блуждал по полу, стене, упирался в руки, занятые ремнем, и никак не задерживался на Игоре. Катя, словно провинившийся ребенок, застигнутый врасплох несоразмерно жестоким наказанием, просто тлела, не в силах справиться с разрушающим горем.

Никогда Игорь не видел ее такой. Он чувствовал каждым нейроном Катину боль, чувствовал горечь отравы, разлитой в молодом сердце, ее разочарование то ли от себя, то ли от ДОТа, то ли от жизни вообще. Близкий человек, лишенный дела, привычного мира, перспектив тонул в тоскливой безысходности. От Игоря не укрылись ее небрежная прическа, складки под глазами, потертый оранжевый комбинезон. Никакой косметики, макияжа, духов.

Кремов не знал, о чем говорить, растерял немногочисленные мысли, заготовленные загодя. Он протянул руку, Катя бросила на нее беглый взгляд и тут же снова сосредоточилась на своем ремешке.