«Привет, любимый друг! Я чувствую, ты не прочтешь этого, и на всякий случай прошу у Марины Владимировны прощения за свою безнадежную и неопасную для нее откровенность! ДОТ перекрыл радиоканал с тобой, я не могу связаться через мехов, на Казимирова тоже давят. Старик рвет и мечет, однако понимает, что напролом здесь нельзя, и надеется на лучшее.
Это традиционное бумажное письмо отправляю оказией – „Циолковским“. По прибытию в город наш человек отыщет способ передать конверт по адресу, а там будь что будет. Хотя, повторюсь, у меня скверное предчувствие.
Я в глубоком пассиве, из которого выхода не предвидится. Экспедиция работает слаженно, проблем с питанием нет. Работы нервовской, соответственно, немного. Может, потому струны мои звенят от малейшего дуновения ветерка, и слышу я то, о чем раньше и помыслить не могла.
„Камень“ упал хитро до невозможности, даже „Космос“ не в состоянии разглядеть его своими феноменальными глазами с орбиты! Гость лежит в глубокой расселине, прикрытый сверху нависающим горным уступом, не подобраться. На днях баллистик признался мне, что микроскопическая корректировка траектории падения „камня“, которую засекла аппаратура, и привела к приземлению „камня“ именно в нынешнем месте. Теперь о самом страшном.
Я слышу „камень“! Он не камень вовсе, и он специально лег в труднодоступной расселине, а не на поляне перед зданием ДОТа. Он не желает беспокойства и интереса нашего совсем. Бояться нечего. Однако если раскрыть скорлупу раньше срока, может случиться непоправимое! Скажешь, я переутомилась и запуталась в безобидном шуме? Нисколько. Я б и сама радовалась ошибке, но я железно уверена в своих ощущениях!
Наш лидер, Андрей Монахов, форсирует события. Ему мои доклады не интересны, прет как трактор. Крайний „Циолковский“ доставил буровое оборудование и мобильные ребис-формователи (экспериментальное оборудование „Синтеза“), работа кипит: ежедневно проходкой ребята выбирают с десяток метров породы в горе, прокладывая туннель к „камню“, ребис-блоками укрепляют своды. Боюсь, мы доберемся до пришельца, и тогда – как учили – употреблю себя без остатка в первом прикосновении к неизвестному. Я не ты, не умею сочетать несочетаемое и „застреливать“; не умею, расслышав тончайшие сигналы, одновременно переварить и мощные импульсы, поэтому сгорю гарантированно. Но иначе никак, знаю, это единственный путь к спасению экспедиции и города. Халтуры, полумер „камень“ не потерпит.
Пишу сумбурно, непоследовательно, неясно. Но мне простительно, я в глубоком пассиве, помнишь? А здесь острее чувствуется любовь к тебе. Это все так ужасно, не представляешь! Куда ни кинь, всюду клин – из пассива нельзя, иначе связь с „камнем“ прервется, а в пассиве ты в голове…
У ДОТа нет души, он превратился в сухарь. Там позабыли, ради чего все затеяно, что действительно страшно. Формально правильные действия ДОТа лишены чувств, любви, и он ревниво убивает любовь в других. С тобой такое не пройдет, ты не разлюбишь Марину Владимировну, ваших ангелочков, Казимирова, чудаков Левманов, Улей, Солнечный и… меня. Поэтому они захотят разделаться с тобой. Это я тоже наконец постигла, находясь в экстремальном пассиве. Я в свое время сорвалась, ДОТу показалось, что я не опасна, что моя любовь убита. Дудки! Я по-прежнему люблю тебя, а значит, „непогрешимый“ посрамлен. Если есть что-то, что беспокоит меня сейчас кроме „камня“, то это твоя судьба. Береги себя!
Целую тебя в своих мучительных грезах, твоя Катюша».
