– Май, у этого всего один итог – одиночество, – задумчиво ответил Игорь. – Если я правильно понял, то в теории суперпозиции правильный вариант – вещь субъективная, и в этом вся соль… Но если в мире субъективно правильного Кремова все, кто поступает неправильно, присутствуют лишь по ошибке, как черновик, то выходит, правильный Кремов одинок до невозможности и окружен куклами. Они имитируют препятствия, лишь оттеняя на контрасте правильность правильного Кремова. В их же правильной вселенной кукла – я. И вот, находясь в суперпозиции, мы одновременно побеждаем-проигрываем и навсегда расходимся по разным дорожкам, посылая друг другу вдогонку только имитацию себя, для декораций. Я понимаю, что ты имеешь ввиду: скоро схватка, и мы победим, потому что это единственно верный вариант, иное не возможно в нашей вселенной, а если проиграем, то никогда об этом не узнаем. Так?.. Но хорошо хотя бы быть уверенным в собственной правильности, это дарит ощущение комфорта, уюта. А если и этого нет? В единственно правильной-то вселенной! Тот Кремов, которого ты считаешь правильным, настолько ли правильным чувствует себя? Солнечный с тобой не согласен, и, похоже, для ДОТа я за стеной пусть пока и в состоянии суперпозиции, но ожидаемо правильно мертв. По крайней мере, когда ДОТ приоткроет ларчик, то пожелает в своей вселенной застать именно это. Выходит, мы существуем в вакууме, борьба за правильность дутая, и все, постреливая копиями направо и налево, гарантированно добиваются успеха. Знаешь, моего субъективизма явно не хватит даже на то, чтобы гарантированно наформировать себе всего лишь жизнь в своей правильной скучной вселенной. Может, тот единственный путь, в ходе которого от меня отшелушиваются все тупиковые копии и в результате которого я – правильный Кремов – достигну высшего развития и, может, даже просветления, в итоге закончится ранней смертью? Например, на следующей неделе? А ответвившиеся выжившие Кремовы станут лишь эхом меня, служебными модулями в чьих-то правильных вселенных? Кто знает? Рассуждая же по-твоему, мы опустимся до логики ДОТа и Дрима, стремящихся распихать ошибочных попутчиков по параллельным вселенным. Здесь все средства хороши: отдалить, забыть, убить – любым способом исключить из своей вселенной неправильного соседа. Кто не с нами, тот против нас!
Май долго молчал. Конечно, их с Кремовым сумбурный диалог никак не тянул на строгий научный диспут, но в ходе него оба нащупали какое-то поле на стыке чувств и разума, где умница Май смог прикоснуться к непостижимой доселе «метафизике» Нервов, а Игорь сумел передать ее суть, ступив на зыбкое поле точных наук.
Ребята, беседовавшие поодаль у обогревателя, никак не мешали Маю и Игорю, они как будто перестали существовать.
– Вы беспощадны, Кремов, – наконец сказал Май, улыбнувшись, – я только-только вывел стройную теорию, а вы вновь приземлили меня. Откуда в вас столько фатализма, почему вы так упорно держитесь за Солнечный, верите в него?
– Солнечный красив как могучее дерево, которому нельзя позволить окаменеть. К сожалению, я вижу признаки застывания. ДОТ консервирует дерево, словно так можно избежать смерти, отпиливает молодые ветви, будто те вредят идеальной симметрии и порядку. Нужно избежать этого! Дрим тоже по-своему борется с деградацией Солнечного. Но основа негодна – ненависть! Сейчас на Скале, как в чашке Петри, творится эксперимент! В питательном бульоне развиваются две культуры, одна из которых – настоящий рафинированный фашизм, а вторая – ее антипод, человечность! Победившая выплеснется в Солнечный, и тогда город либо получит второе дыхание, либо станет пищей для уродливого коричневого племени.
Не хочу одиночества, Май! Не хочу распихивать окружающих куда подальше, в меня заложена другая программа – связывать оригинальных людей в одной оригинальной вселенной. Со всеми их недостатками и достоинствами, противоречиями и разночтениями. Выполнив эту программу, я смогу любоваться получившейся красотой, пусть незаконченной, пусть устремленной в перспективу, но сильной и жизнеспособной, и главное – не скучной!
– Вы… Вы говорите страшные вещи! Это так глобально. Я не задумывался о масштабах последствий, мне хотелось лишь выстоять в схватке с Дримом, будь он неладен. А выходит, сейчас закладывается фундамент истории на века вперед… Если вы на следующей неделе погибнете и не успеете полюбоваться красотой? Вы ни о чем не жалеете?
– Только о разлуке с любимой Маринкой и детьми. Здесь, да, узкое место моего героизма, – печально улыбнулся Игорь.
– Паша беременна, – вдруг сказал Май.
Теперь Кремову все стало ясно. Жуков очень переживал за жену и ребенка, оттуда и «стройные теории», утверждающие, что все будет хорошо, что все гарантированно получится хорошо. Игорь придвинулся к Маю и обнял его:
– Поздравляю вас!
Май улыбнулся смущенной улыбкой.