Код человеческий

Озвучивалась данная идея публично, на площади с «О, КРЕАТИВУ – ДА!». Ржавые буквы наконец освободились от плена растительности: «альтернативщики», со скандалом отобрав у Мая часть котельного топлива, попросту выжгли бурьян в радиусе десяти метров, заодно чуть не спровоцировав пожар в поселке. Правда, буквы перенесли напор очистительного огня плохо: металл покоробился, сварные швы местами разошлись, а общий вид черного пепелища только усугубил грустную картину. «Ничего, что надпись теперь выглядит кургузо! Зато неповторимо!» – воскликнули творцы и вдохновенно измазали буквы яркими красками прямо поверх ржавчины и сажи.

Услыхав об Освенциме и труде высшего порядка, Игорь испытал острый приступ тошноты. Он сумел сдержать первый порыв, добежал до старого общественного туалета неподалеку от площади, где его вырвало. Рвота забрызгала ботинки, потому что не могла провалиться в нечищеный клозет, но Кремов не обратил на это внимания. Он тяжело дышал, приходя в себя. На уровне глаз под слоем паутины виднелась надпись: «И кто сказал, что на Скале голодают?», а рядом – нарисованная углем задница и расшифровка очевидного: «жопа».

– Надо же! – возмущался Май по пути к будке. – Истратили пятнадцать литров горючего. Пятнадцать! На какую-то ерунду. Мы не знаем, сколько продлится заточение здесь, каждый грамм на счету, а они… Кремов, вы в курсе, что отныне труд – это ежедневные прогулки к стене и скандирование речевок про угнетение свободы?

Игорь мотнул головой. Он знал, что накануне Жуков переговорил с Эльф и Валентинычем и те скрытно организовали работу по спасению остатков топлива. Валентиныч мобилизовал самых надежных ребят, а Эльф с Лапкоплавом сооружали в гаражах резервуары из подручных емкостей. Яшка и близняшки уже несколько дней выполняли аналогичную работу с провиантом, благо жители Скалы почти не расходовали «устаревшие» продукты, сосредоточившись на «прогрессивной» еде.

Джина днем отсыпалась после ночных смен в «Медузе». Клуб оставался единственной точкой, которую пока посещали представители обеих противоборствующих сторон. Споры на идейные темы прекратились, и маевцы, и дримовцы, рассевшись по разным углам, просто перекусывали и слушали музыку. Кремов встречал в «Медузе» Дока, Молчуна, других ребят, но сам Дрим после стычки еще ни разу на людях не появился. Джина говорила, что отряд, отправленный в горы, до сих пор не вернулся, что в «крепости» царит напряжение, а Леха, по слухам, охромел, а еще у него плохо двигается правая рука. Впрочем, кроме сбора слухов Джина не занималась ничем полезным и на этой почве даже повздорила с Лапкоплавом.

У крайнего дома навстречу путникам вышел Гришка. С приходом тепла он не избавился от комбинезона и по-прежнему таскал торбу с кусками рубероида.

– Миру мир! – поприветствовал Гришка, улыбаясь обычной блаженной улыбкой. – Можно с вами?

– Зачем тебе? – удивился Май. – Мы не на митинг.

– Еще б вы на митинг! – хохотнул Гришка. – Хочу, Майка, с тобой рядом погулять. Ты хороший. И Авоська суперский, и Ромео тоже ничего.

Ротор усмехнулся.

– Ну, пойдем, может, подсобишь, – подмигнул друзьям Май.

Старая «будка свободы» сильно обветшала, знамена с нее давно сняли, целлофановая обивка истрепалась на ветру, даже запах мочи почти испарился – в общем, унылый необжитый вид. Заходить внутрь ни у кого желания не возникло, путники сразу направились к месту, где Кремов полтора месяца назад оставил мотоцикл.

«Борзой» по-прежнему стоял на подставке, но теперь напоминал мусорную инсталляцию, а не мотоцикл. Видимо, креативщики приложились всей мощью личных талантов и темперамента, чтобы породнить слишком правильную машину с обгаженными, но «отграффиченными» фонтанами и с вынесшими немало тягот буквами «О, КРЕАТИВУ – ДА!».

На «Борзом», вяло трепыхаясь от дуновений ветерка, сморщенными салфетками висели давнишние оригами Ларки Файерривер. Та с подругами когда-то щедро поутыкала ими машину от крыла до охвостья, но осадки и прочие погодные превратности не пощадили ни цветов, ни ленточек, ни змеев, вымарав краски и истрепав бумагу. Художники отметились более износостойкими шедеврами, замазав «Борзого» характерным пестрым орнаментом из клякс, поверх которых, протянулись канонические надписи вроде: «Свобода не умирает!» или «Альтернатива, Дрим, Свобода!».

Конечно, маленький, хоть и необычный, объект, далеко отстоящий от основных «альтернативных» троп и постов, не мог долго притягивать интерес творческих личностей и те, порезвившись разок, предсказуемо переключились на что-то иное.

Гораздо агрессивнее действовали природа, точившая коррозией тормозные диски, да вандалы, зачем-то разгромившие все указатели поворотов, приборную панель и прочее стеклянное хозяйство. Досталось также пластиковому обвесу, выступающим частям – лапкам, рычагам, тросам, шлангам. По забившейся во все щели грязи Игорь легко определил, что «Борзого» неоднократно повергали на бок, наверное, в ритуальных целях. Об этом же подумал и Ротор, брезгливо прошептавший, ни к кому не обращаясь:

– Туземцы.