Код человеческий

– Да. Если мерить единицами субъективного континуума, то и вовсе… Собираюсь к северо-восточному кордону съездить, может, к родственникам наведаться.

Казимиров сосредоточенно посмотрел на ученика, и тот поспешил отвести глаза. Запоздало, без всякой надежды: не спрячешься. Спустя две секунды профессор уже напряженно размышлял, погрузившись в себя.

Они продолжали молча гулять по парку в течение получаса. Игорь терзался угрызениями совести. Нужно было раньше рассказать старику! И не так – скупо, по-ребячески неуклюже, а напрямую. Хорош!

– Вот что, – наконец прервал молчание Казимиров, – есть соображения на сей счет.

– Вы не сердитесь на меня? – тут же виновато вставил Игорь.

– Я еще не определился, – улыбнулся Евгений Митрофанович, – и не перебивай старших. Так вот, в Молчановке держат некоего Дроздова. Твоя задача – добиться свидания с ним. Старый прощелыга знает нечто интересное о Солнечном.

Краска залила лицо Кремова. Кровь словно вскипела, собравшись у щек и носа. Взгляд учителя беспощадно прожигал, вызывал еще большее чувство вины.

– Я собирался рассказать, честно, – жалобно выдавил Игорь.

– Удивительно, как я сразу не сообразил, Чижик! – с торжеством и в то же время легкой досадой провозгласил Казимиров. – Провел меня почти!

Он искренне радовался выигранной у ученика дуэли и похлопывал того по плечу, улыбаясь фирменной хитрой улыбкой. Сейчас профессор напоминал себя прежнего. Впрочем, веселость его прошла так же внезапно, как и началась.

– Ладно, проехали. Повторюсь, тебе нужно быть осторожным. Теперь я в этом уверен еще больше. Не шуми, не оставляй следов, не затягивай с отъездом, – наставлял Казимиров, а затем после паузы добавил: – Ты же не удивлен моим предостережением?

– Нет, не удивлен, – спокойно произнес Игорь. – Вы – единственное, что пока связывает меня с Ульем. Остальное: эти пафосные парковки, кованые ограды, нравы нынешних курсантов – не навевает и капли ностальгии. В свежеокрашенном корпусе отрабатывают навыки Нервы-машинисты… Нет, эти люди вовсе не Нервы, а просто машинисты. Именно оттуда, из их естества прежде всего исходит опасность, что бы вы ни подразумевали сегодня. Настолько ли она избирательна, чтобы угрожать лишь мне? Сомневаюсь, Евгений Митрофанович, скорее волной смоет всех людей, способных чувствовать. Останутся биороботы. Рушится мир, в котором я был нужен, по правилам которого жил, и даже если машинная армия не станет выискивать целенаправленно каждого Нерва, то нас все равно вкатает в асфальт новой реальностью.

Казимиров сник и осунулся. Сейчас, когда он не улыбался кончиками губ, морщины под глазами не казались мимическими складками и старили учителя ужасно, будто шагнул он разом лет на двадцать вперед – за грань хлопка.

– Я знаю, – почти прошептал Казимиров, – я все знаю, мой мальчик. Больно, что твоему поколению пришлось вступить в неравную схватку с уродом Мегаполиса, схватку за право остаться нормальными людьми. Больно, что мы, старики, проморгали угрозу, когда еще можно было задушить ее в зародыше.

– Не согласен! – вспыхнул Игорь. – Вам не кажется, что такое повторяется циклично? Мы же изучали историю, общество все время дрейфует к безнравственности, к сытости… К сожалению, только горе возвращает людей к истокам. Может, сейчас происходит то же! Тем более вы боритесь, и мы наследуем ваши знания. Девочка и мальчик у вас сейчас, опять же… Цепь не прервется, а значит, не умрет и надежда. Нет никакой вашей вины.

Профессор поморщился, словно от болезненного спазма, и неопределенно кивнул. Разговор расшевелил его самую тяжелую рану. Некоторое время понадобилось, чтобы справиться с эмоциями. Наконец старик произнес:

– Время работает против нас. К Дроздову сходи обязательно, это не шутка.

– Как же я в Молчановку попаду? – удивился Кремов.

– Дружка своего институтского подключи, хоть какую-то пользу принесет, – пренебрежительно фыркнул Евгений Митрофанович, – он нынче в аспиранты подался, работу пишет по психотокам душевнобольных.

– Миха?! – воскликнул Игорь.

Старик обозначил кивок.

Они погуляли еще немного. Чувствовалось, что Казимиров устал. Кремов проводил его до такси, по-сыновьи обнял напоследок, пообещав навестить при первой возможности. Учитель ничего не ответил. Он устало провалился в салон автомобиля и, не оборачиваясь к Игорю, велел трогать. Улица шумела привычным, все забивающим фоном, растворявшим слова без остатка.

Глава 48

Миха, откликнувшись на первое же сообщение, назначил встречу в «Жареном поросенке» – месте, где они с Игорем в студенческую и профессиональную бытность любили коллекционировать яркие эмоции люмпенов.

«Поросенок» с тех пор не изменился.