– Я просто установила в мишку Электры маленький передатчик, – пояснила мама. – На всякий случай.
А я уставилась на другую точку в мамином приложении. Эта точка находилась в доме Ореста. Здесь и сейчас. Именно там, где была я. Присмотревшись, я увидела, что точка помечена: «Телефон Малин».
Мама покраснела.
– В общем… я немного волновалась за тебя, Малин!
Ах, мама! Теперь-то я догадалась, почему она вдруг передумала и дала мне мобильник. И почему она все время появлялась там, где я. Конечно же, до того как сломала ногу.
Никогда в жизни больше не буду пользоваться тем, что она мне дает. Но я не успела ничего сказать маме, потому что в этот момент она вскрикнула:
– О нет!
И уставилась на дисплей.
– Что такое? – хором выпалили мы с Орестом.
– Хэрскугсвеген! – воскликнула мама. – Они свернули на Хэрскугсвеген.
Хэрскугсвеген – узкая дорога, петляющая по лесу. По ней невозможно ехать, чтобы тебя не укачало. Почему мама так испугалась?
– Аэропорт, – коротко проговорила она.
До этого момента я считала, что Мона и без того бледная и бледнеть ей уже некуда. Но сейчас она побледнела еще больше. Я испугалась, что она вот-вот упадет в обморок. Орест схватил ее за руку и крепко сжал.
44
Мама и Мона посмотрели друг другу в глаза. Это длилось всего секунду. Потом обе кинулись в прихожую и поспешно натянули ботинки и сапоги. Мы с Орестом вылетели вслед за ними.
Мама, Мона, Орест и я запрыгнули в мамину машину. Мама выехала на дорогу и свернула на узкую Хэрскугсвеген, пока я следила за точкой на дисплее. Она все время находилась впереди нас.
Дело в том, что ближайшая дорога от нас к аэропорту Ландветтер проходит как раз по Хэрскугсвеген. Всего двадцать минут, и ты там. А из Ландветтера можно улететь куда угодно, в любую точку мира.
Мы должны их догнать!
Справа и слева от дороги плотной стеной стояла тьма. Я смотрела прямо вперед, как всегда делаю, когда мы едем по Хэрскугсвеген: если из леса появится лось, я хочу увидеть его до того, как он выбежит на дорогу и мы все убьемся. Но лосей я не видела, только темные тени, длинные и косматые, неизвестно чьи.
Мама ехала так быстро, как только могла. Мона держала в руках мамин телефон, будто забыв об опасных излучениях. Не сводя глаз с дисплея, она докладывала, что мы догоняем точку, указывавшую местоположение Электры.
– Быстрее! – говорила она. – Быстрее!
Но по Хэрскугсвеген нельзя ехать быстро – тут большой риск не вписаться в какой-нибудь крутой поворот.
Однако мы догоняли их. Все ближе и ближе…
– Она остановилась, – крикнула Мона. Точка Электры больше не двигалась по карте. – Они остановились!
– Только бы они не слетели с дороги! – простонал Орест с заднего сидения.
За поворотом фары маминой машины осветили белый микроавтобус, припаркованный там, где в лес уходила узенькая грунтовая дорожка.
– Вот они! – крикнула Мона.
Мама резко затормозила.
Раньше всех из машины выскочил Орест. Я предпочла бы действовать осторожно: а вдруг Месина там не одна с Электрой? Что, если в этом микроавтобусе еще несколько приятелей Эйгира?
Но Орест ни о чем не думал, он подбежал к нему и распахнул дверь.
Внутри никого не было. Пусто.
Орест медленно обернулся к нам. Глаза у него были совершенно безумные.
Мама, ковылявшая вокруг машины, окликнула нас. На земле прямо перед ней лежал мишка Электры.
Она наклонилась и подняла его.
– Но… где же она сама?
Орест чуть не плакал. У меня и самой встал ком поперек горла.
Мама вглядывалась в темноту леса, но, конечно же, ничего не могла рассмотреть.
– Вряд ли они ушли далеко, – проговорила она, словно желая кого-то утешить. Но тут же с бледным и серьезным лицом прибавила: – Думаю, надо позвонить в полицию.
Единственной, кто не выглядел взволнованным, была Мона. Взяв у мамы мишку, она провела рукой по его шерстке. Потом достала из кармана платья свой маятник. Повесив его на палец, что-то пробормотала себе под нос.
Мама и Орест стояли, уставившись на нее. Но все же пошли следом, когда она медленно двинулась в лес.
– Теперь мы еще и заблудимся, – проворчал Орест. Мы шли за Моной. Что нам еще оставалось делать? Мы ступали меж темных замерзших елей. Снега не было, но изморозь поблескивала серебром там, куда проникал лунный свет. Вскоре лес стал гуще, нам пришлось идти гуськом.
Шуршание.
Свет.
Что-то притаилось там, во тьме! Я увидела луч света, пробивавшийся сквозь ветки.
И тут все произошло очень быстро. Большой фонарь, яркий, как прожектор, висел на еловой лапе. Он освещал круг на земле.
Это не снег, поняла я вдруг.
В посверкивавшей тьме виднелся темный мужской силуэт.
Он поднял обе руки вверх, готовясь ударить что-то у своих ног.
Там, на замерзшей земле, сидела, скрючившись, маленькая фигурка.
– Электра! – крикнула Мона.
Орест кинулся к Электре.
Мама закричала.
Силуэт замер. Повернулся к фонарю, мигая от яркого света.
На нем был длинный вязаный шарф.
Папа.
Там стоял мой папа в своей толстой зимней куртке. Шапка надвинута глубоко на уши. На нем были рабочие перчатки, и выглядел он весьма подозрительно.
– Простите! – проговорил он. – Я не думал, что это так уж опасно.