– Но почему он отдал письмо мне, как ты думаешь? Кто же этот человек, который явился зимней ночью в пальто и шляпе, и почему он вручил письмо именно мне, а не кому-то другому?
На это Орест не мог ответить.
2. ВИОЛОНЧЕЛЬ
– Как ты сказала? ФИДЕС? – Орест, прищурившись, рассматривал мою виолончель.
– Ну да, ты что, не видишь? Вон там, на ракушке, почти посередине.
– Но тут очень тонкие линии. Их почти не видно.
– Но ведь они там есть! – Я просто не понимала, как он может их не замечать. – Кстати, эту виолончель у меня пытались украсть!
Я рассказала Оресту про случай на Центральном вокзале Гётеборга, про странного глухаря и всё остальное.
– Ой, – сказал вдруг Орест. – А ты рассказала Оракулу о письме? О том, самом первом?
– Нет, конечно нет! С Оракулом я перестала переписываться за несколько месяцев до того, как получила первое письмо.
– Тогда это не мог быть Эйгир. Он вряд ли пытался украсть у тебя инструмент, – заключил Орест. – Скорее всего, это обычный вор. Ведь музыкальные инструменты стоят кучу денег, так?
Так-то оно так, но всё же…
3. CAP 14 VERS 6
Во всяком случае, надпись «Upend Cap 14 Vers 6» заинтересовала Ореста.
– Так это было написано на потолке в церкви? – с любопытством переспросил он.
– Ну да, – ответила я. – Роспись на потолке – небо, со звездой внутри. И там написано «Upend Cap 14 Vers 6». Внутри книги, которую держит в руках один из ангелов. Cap 14 Vers 6, – продолжала я размышлять вслух. – Четырнадцать и шесть. Что имеется в виду? Может быть, это какое-то место в сборнике псалмов? Или в Библии?
– Это семь третей. То есть ровнехонько два и одна треть, – пробормотал Орест.
Ха! «Cap 14 Vers 6» означает «четырнадцать разделить на шесть», то есть семь третей, говорит этот математический гений. Здорово! В смысле – нет.
Орест достал из заднего кармана логарифмическую линейку и принялся двигать ее части вперед-назад.
– Четырнадцать разделить на шесть – это будет две целых три три три три… Малин! Смотри-ка!
Его словно подменили. Теперь в голосе звучал энтузиазм – и ни капли скуки. Он показал мне свою логарифмическую линейку.
– Ну, – сказала я. – Логарифмическая линейка. И что дальше?
– Ты разве не видишь буквы? С-Ц-Е-Н-Т-И-Я. Сцентия!
Ну вообще! Только что он не желал видеть надпись, которая отчетливо видна на моей виолончели. А теперь вдруг обнаружил буквы на логарифмической линейке! Я почти надеялась, что Орест пошутил. Но буквы там и вправду были. Крошечные, вырезанные по краям двух линеек, которые Орест передвигал взад и вперед друг относительно друга. И теперь, когда он выставил «четырнадцать разделить на шесть», то есть две целых и одну треть, кусочки, вырезанные на двух линейках, образовали слово «СЦЕНТИЯ».
– Похоже, это что-то значит, – сказал Орест.
Он тут же попробовал применить слово «сцентия» в качестве ключа к последней строке шифра Акселя.
– Тьфу! – пробормотал он через какое-то время.
А я подумала о подсказке Акселя: «В конце песни, у солнца церкви». «В конце песни» – это могло быть слово, написанное на виолончели, ФИДЕС. А «у солнца церкви» – это то, что Орест обнаружил на логарифмической линейке, когда принялся делить между собой числа с потолка церкви: СЦЕНТИЯ.
Поставив слова одно за другим, я попробовала применить их как ключ: ФИДЕССЦЕНТИЯ.
Получилось: «Пересечение линии М и линии Д».
Мы разгадали шифр! Орест и я – мы
Как раз тогда, когда мы вовсю планировали, как доберемся до места, где пересекаются линии М и Д, до нас донесся звук открывшейся входной двери.
– Малин, ты дома? – раздался из прихожей голос папы. – Извини, что я задержался! Пришел домой из леса и решил заехать в магазин купить еды. Но тут машина забарахлила, мне пришлось завернуть в автомастерскую и…
Он продолжал говорить, двигаясь в сторону кухни.
– Но вам тут, похоже, не скучно! – выпалил он, увидев нас с Орестом. – Ужинать будете?
Папа нажарил котлет, и Орест съел их целую кучу. После ужина мы еще долго сидели, разговаривая обо всём на свете, к примеру, о книгах, которые мы читали, или о том, что лучше – спагетти или феттучини, и Орест ушел домой только после девяти вечера.
После его ухода у меня мелькнула мысль, что теперь, по крайней мере, доказано: моя виолончель раньше принадлежала Сильвии. На любом инструменте может быть царапина в форме буквы S, а вот вырезанная на ракушке надпись ФИДЕС – только на ней! Может быть, именно поэтому кто-то пытался ее украсть? Поежившись, я еще раз убедилась, что входная дверь в прихожей и дверь на веранду закрыты, прежде чем мы с папой отправились спать.
На следующий день, когда нам в школе выдали планшеты, я проверила, что обозначают слова ФИДЕС и СЦЕНТИЯ. Они на латыни.
«Фидес» – это «вера». Поэтому раньше собак часто называли Фидо – «верный», «преданный».