Код Розы

«Почему» и «если». Два самых жестоких слова на свете. Если бы она вышла за Фрэнсиса Грея в ту же неделю, когда он сделал ей предложение, им бы выпало на три месяца больше семейной жизни. Если бы она уволилась из БП, вся ее семья собиралась бы вместе по вечерам, когда Люси возвращалась из школы, а Фрэнсис – с работы. Они не жили бы раздельно, ожидая лучших времен, если бы Маб не сочла свой труд на победу важнее семьи. Если бы она не прилагала такие усилия, чтобы предотвратить беременность, то, возможно, у нее осталось бы больше от Фрэнсиса, чем пачка любовных писем.

«Ну как же, тебе и осталось куда больше, – с горечью напомнила она себе. – Ты получила все, о чем мечтала, Маб Грей». Она хотела избавиться от фамилии «Чурт» и переродиться в даму со средствами, без малейшего намека на скандальное прошлое, когда она, грошовая ист-эндская шлюха, принесла в подоле. Что ж, теперь она миссис Грей и уж точно дама со средствами: в завещании Фрэнсиса она значилась единственной наследницей его скромных авторских отчислений и не таких уж скромных банковских счетов. Теперь она могла позволить себе сколько угодно элегантных шляпок и книг в кожаных переплетах, и уже никто никогда не узнает, что она родила неизвестно от кого, ведь ее ребенок погиб.

Она вдруг поняла, что рвет на кусочки свою шляпку и бросает лоскуты с утеса. Сначала вниз поплыла лента, голубая, как воды Дервентуотера, за ней отправились соломенные поля и легкая вуаль. В бумажнике Фрэнсиса, который ей вернули с его прочими вещами, она обнаружила сложенный листок, где его рукой были выведены строчки:

Но были там и другие строчки, переписанные, перечеркнутые и снова переписанные, а в самом низу он втиснул заметку:

Может, вписать Люси в метафору? Эльф Душистый Горошек из свиты Титании? Или Люси скорее фея Горчичное Зерно…

Боль вцепилась в Маб, словно оголодавший зверь, и она скорчилась, согнувшись пополам. Странно, этот зверь никогда не нападал, когда она его ожидала. Она стояла, омертвев, и на похоронах Люси в Лондоне, и на похоронах Фрэнсиса.

Иногда боль подбиралась по ночам, и тогда она рыдала до утра; а порой ее накрывало, когда она наливала себе бренди, размышляя, удастся ли заснуть, если опустошить бутылку. Она не могла предвидеть, когда боль на нее накинется, но знала, что никогда от нее не освободится. Ей было двадцать четыре года; она шесть лет была матерью и меньше года – женой. А боль не уйдет до конца ее дней.

Она развернулась и увидела, что на утес поднимаются по тропинке Озла и Бетт. Маб не стала дожидаться, пока они заговорят. Она откинула голову и плюнула в Озлу, плевок попал на край ее черного кашемирового пальто.

– Как ты смеешь появляться на его похоронах, Озла Кендалл?! Как ты смеешь!

– Я пришла ради тебя, – прошептала Озла. – Я твоя подруга.

– Ты их убила, – прохрипела Маб. – Ты отпустила Люси, ты позволила ей убежать, и Фрэнсис бросился за ней…

– Да. – Озла стояла и тряслась, белая как мел, но обвинения не отрицала. – Я виновата.

– От тебя всего лишь требовалось ее держать, а ты отпустила! – Маб почувствовала, что голос вот-вот перейдет в визг, и попыталась взять себя в руки. Если она расплачется перед Озлой и Бетт прямо здесь, ей придется их убить. – Мы… Если бы мы добрались до того треклятого бомбоубежища…

– Нельзя обвинять в этом Озлу, – прошептала Бетт.

– Нет, можно. Я могу. – Маб поняла, что улыбается холодной, жестокой улыбкой. Улыбка причинила ей боль, и она обрадовалась этой боли, вгрызлась в нее, сожрала ее сырой и окровавленной. – Я могу обвинять всех подряд. («Люфтваффе за то, что бомбили Ковентри. Себя саму за то, что настаивала на поездке туда. Фрэнсиса за то, что пошел влево, а не вправо, выбираясь из палисадника».) Но все, что требовалось от Озлы, это держать Люси за руку, а она ее отпустила! Будь она проклята!

– Я ее отпустила. – Глаза Озлы наполнились слезами, по щекам поползли полоски размытой туши.

– Она была моей дочерью, – прошептала Маб. – Ты убила мою дочь.

– Она была твоей сест… – машинально поправила Бетт, как всегда воспринимавшая все мгновенно и так же мгновенно вносившая точность, но осеклась и уставилась на Маб расширенными от ужаса глазами.

Озла задрожала.

– Ох, Маб…

– Заткнись. – Теперь Маб тоже трясло. – Больше никогда не говори мне ни слова, черт бы тебя побрал, Озла Кендалл. Не смей!

Глава 49

Иногда зимой озерцо в Блетчли-Парке покрывалось достаточно крепким льдом, чтобы по нему можно было кататься на коньках. Вот и сегодня несколько свободных от смены дешифровщиков играли в хоккей, стуча клюшками по льду, но Бетт не обращала на них внимания. Она стояла на берегу, уставившись в небо, плоское и серое, как листовая сталь, и размышляла о Ковентри. О Фрэнсисе и Люси, дочери Маб.

Озла и Маб…