Код Розы

– Хотите услышать интимную историю, мистер Грэм? – Она взяла второй стакан и посмотрела прямо в глаза журналисту. – Вот вам правда: нет у меня никаких историй. Фрэнсис Грей был лучшим мужчиной, какого я только знала, а я пробыла его женой меньше года. Знаете, сколько раз мы виделись? Четырнадцать. Он вечно ездил в командировки, а меня держала работа, которую мы оба считали важной, так что мы справлялись как могли. Наша свадьба и медовый месяц уместились в сорок восемь часов. Мы провели два уик-энда в Озерном крае. Время от времени нам удавалось вместе перекусить в буфете на какой-нибудь станции. Мы занимались любовью ровно пятнадцать раз. – Ну и пусть это прозвучало неприлично. Ну и пусть она это рассказывает какому-то журналисту. Ей нужно выговориться после всех ночей, которые она провела, думая об этом, или она взорвется. Иэн Грэм слушал не прерывая, вот и все, что имело сейчас значение. – Мы любили друг друга опосредованно, мистер Грэм. Он полюбил меня через девушку, которую однажды видел в Париже в 1918 году, а я любила его через его письма, но мы почти не были вместе. У меня нет никаких историй из частной жизни с моим мужем. Мы не успели их накопить.

Ее голос задрожал. Одним глотком она осушила полстакана.

– Я знаю, что он любил карри и прогулки на рассвете. Знаю, что презирал собственные стихи и никогда не спал всю ночь напролет – из-за того, что ему довелось увидеть в окопах. Но я не знала его. Чтобы узнать человека, надо с ним жить. А я три с половиной года прожила с соседками по квартире; их я знаю до мельчайших подробностей. Я любила Фрэнсиса Грея, для меня он был безупречным – и это доказывает, что я вовсе не знала его хорошо. Я не успела узнать, в каких вещах он не был безупречен. Я не успела дойти до стадии, когда песенка, которую он насвистывает во время бритья, действует мне на нервы; не убедилась, что в дождливую погоду он становится раздражительным. А он не успел понять, что я не какая-то там великая любовь военного времени, а просто поверхностная стерва, которая живет ради красивых туфель и библиотечных романов. Мы не успели поссориться из-за счета за молоко или поспорить, что покупать – клубничный джем или апельсиновый мармелад…

Вот это и убивало Маб каждую ночь. Горюя по Люси, она оплакивала женщину, которой ее дочь уже никогда не станет, нескладную девочку, сдающую экзамены, девушку, которая отправляется в университет, – но, по крайней мере, она знала шестилетнюю Люси, какой та была в ноябре 1942 года, знала всю ее. А Фрэнсис оставался почти неисследованным континентом, мужчиной, которого она только начинала узнавать.

«И он меня тоже не знал, – подумала она, – иначе не любил бы так. Если бы знал, понял бы, что я просто потаскушка-парвеню, которая вышла за такого хорошего человека, просто чтобы взобраться повыше по социальной лестнице. Он бы понял, что заслуживает лучшей жены».

– У меня нет ни единого снимка вместе с ним. – Маб уставилась в свой стакан. – Ни одного. Мы не смогли достать фотоаппарат в день свадьбы, все случилось очень быстро, а потом были слишком заняты друг другом, чтобы позировать перед камерой. И весь наш брак прошел и закончился без единого фото на память. – Она посмотрела в серьезное лицо журналиста. – Вот вам горяченький эпизод для вашей статьи, – произнесла она с издевкой. – Пьяная вдова Фрэнсиса Грея, родом из Шордича, откровенничает в пабе за стаканом джина. Мне все равно, можете печатать. Мне все равно, что вы обо мне напишете…

– Я ведь журналист, а не чудовище, – сказал Иэн Грэм.

– …но мне важно, что вы напишете о Фрэнсисе. Отдайте ему должное. Он был хорошим поэтом и необыкновенным человеком. – Она залпом допила джин.

– Могу ли я вам чем-нибудь помочь? – тихо спросил журналист.

Маб так резко повернулась, что чуть не соскользнула с табурета. Он поймал ее за руку, не давая упасть, и Маб будто током ударило. Господи, как же она соскучилась по рукам Фрэнсиса. По его пальцам, переплетенным с ее пальцами, по его ладони на ее талии. Так много из ее былого оцепенения сгорело, пока она валялась в лазарете… Теперь по ночам она лежала без сна, обнимая себя и пытаясь притвориться, что это руки Фрэнсиса, сгорая от желания, чтобы кто-то снова ее обнимал. «Останьтесь со мной», – чуть было не сказала она. Отчаяние ударило ее как молния: повести этого незнакомого мужчину в какую-нибудь съемную комнату, пусть делает с ней все что хочет, если только позволит ей не открывать глаза и представлять себе, что он – Фрэнсис. Но она тут же оттолкнула эту мысль, устыдившись так, что ее едва не вырвало. Иэн Грэм попросил у бармена стакан воды с лимоном и подвинул к ней:

– Выпейте до дна. – Он сидел молча, пока она пила, потом встал. – Я получил все, что мне требовалось. Позволите подвезти вас на вокзал, миссис Грей?

– Мне надо встретиться с подругой… мы вместе возвращаемся в Бакингемшир.

Он помедлил, явно не желая оставлять ее одну, но Маб уже протягивала ему руку:

– До свидания, мистер Грэм. Буду ждать вашей статьи в печати.