Код Розы

– А ваш жених не возражает?

«Какая разница? – мысленно пожала плечами Озла и потянулась за туфлями. – Я не поднимаю шума, когда он неизвестно с кем кувыркается в постели у меня за спиной, а он не станет поднимать шума из-за моей работы». Она заверила своего начальника, что все в порядке, нажала отбой и позвонила жениху. Номер не отвечал. Она положила трубку, испытав, пусть не без примешавшегося чувства вины, облегчение – вот и хорошо, не придется с ним разговаривать, что-то еще придумывать…

– Ты могла найти кого-то получше, милая, – сказала ее мать после знакомства с будущим зятем. – Серьезно – могла ведь.

«Нет, не могла», – подумала теперь Озла, трогая свое кольцо с изумрудом. Если Филипп и научил ее чему-то, так это не доверять страсти. Куда лучше удовлетвориться обычными, повседневными вещами: работой, которую любишь, и другом, который тебе нравится, пусть он и называет тебя котиком и, вероятно, сейчас весело проводит время с какой-нибудь кокоткой из Уитстейбла.

Стащив свой чемодан вниз, Озла подозвала швейцара:

– Будьте добры, вызовите мне так…

Она осеклась. У тротуара напротив, прислонившись к ухоженному старому «бентли» и выглядя чрезвычайно элегантно в черных брюках, огромных солнечных очках и широкополой шляпе набекрень, стояла Маб.

Три года назад. Май 1944 года

Глава 60

Письмо Озлы к доброму самаритянину из «Кафе де Пари»:

Скажите, ведь правда, что от разбитого сердца не умирают? Ведь это чувство меня не убьет? Прямо сейчас мне бы хотелось, чтобы убило. Пришлите мне по воде письмо в бутылке, мистер Корнуэлл, и напишите в нем, что все будет хорошо…

«Когда назревает что-то важное, в Блетчли-Парке это всегда чувствуется», – подумала Озла. Пусть никто не говорит о работе, но нельзя не заметить царящее в столовой напряженное, лихорадочное возбуждение, если криптоаналитики набегают туда волнами, без жалоб глотают омерзительный сыр и маринованные овощи в горчичном соусе и отбегают, зажав в пальцах карандаши.

Что-то готовилось. Температура в БП поднималась, как столбик термометра.

Приближался день высадки союзников.

Хотя возникали и другие вопросы…

– Озла, у тебя есть доступ к данным о морской авиации? – тихой скороговоркой спросила Бетт, внезапно приземлившись в столовой рядом с Озлой. – Они ведь проходят через твой отдел? Мне нужно знать, какие самолеты падают. Каков процент жертв.

– Ох, Бетт… – Озла посмотрела на свою соседку по квартире. С тех пор как Гарри уехал на курсы летчиков, Бетт отрабатывала еще больше смен, чем прежде. Ее кожа приняла какой-то пепельный оттенок. Озла придвинула к ней свою тарелку: – Съешь мои копчушки. Ты исхудала как вешалка.

– Просто скажи, сколько их!

Озла убрала локон за ухо. Голова у нее раскалывалась, пальцы пожелтели из-за краски, имитирующей чулки, которую приходилось ежедневно наносить на ноги, – последняя пара безвозвратно погибла, – а еще она по-прежнему просыпалась каждое утро с мыслью о Филиппе, зная, что за этим последует привычная боль. Похоже, ее намерение полностью игнорировать собственное разбитое сердце по причине того, что в войну не это главное, не слишком удачно воплощалось в жизнь.

– Через мои руки проходит часть донесений, касающихся морской авиации, – ответила она Бетт, которая выглядела такой же убитой, какой чувствовала себя сама Озла.

– И какие у них шансы? Так же плохо, как в Королевских ВВС?

– Когда их сбивают, – начала Озла, тщательно подбирая слова, – они… все куда более бесповоротно, чем в случае ВВС. Потому что у них нет возможности доплыть до суши и оттуда добраться домой.

– Скажешь, если увидишь хоть слово о…

– Мне нельзя, Бетт. Я не могу.

– Нет. Можешь. – Бетт повысила голос. – Мы не разговариваем по общей телефонной линии, мы не на людях. Мы внутри БП. Ты можешь мне сказать.

– Это не твое…

– Озла… – В столовой уже начинали оборачиваться на Бетт, которая съежилась около Озлы, всей своей позой выражая мольбу.

Пауза, и Озла поймала себя на том, что кивает.

– Хорошо, я просмотрю последние донесения.

Небольшое нарушение безопасности, но на такое все закрывали глаза – когда в каждом корпусе полным-полно женщин, волнующихся о мужьях и братьях на фронте, трудно удержаться от негласного обмена информацией. Озла и сама иногда искала сведения об «Уэлпе», который теперь ушел в Тихий океан, хоть и напоминала себе, что судьба этого судна ее больше не касается.

Почему нельзя просто перезапустить сердце, открутить стрелки назад так, чтобы снова ощущать не более чем обычное человеческое сочувствие к мужчине, уходящему на войну? Глядя на красные глаза Бетт, Озла заподозрила, что подруга, вероятно, думает о том же.

– Спасибо, – тихо сказала Бетт. – Извини, что прошу о таком.

– Да ну, брось. Если я даже ради тебя не могу чуть-чуть обойти правила, то зачем я вообще живу?