– Да ты шутишь! Бетт никогда бы не сорвалась, как… – Но ведь именно здесь, в этой самой комнате, когда они в последний раз оказались втроем, у Бетт случилась истерика. Она смеялась и рыдала на одной высокой ноте, словно гвоздем царапали по графитной доске. Озла потерла ноющие виски. – Неужели это из-за нас? В смысле, мы засадили ее в дурдом – пусть она этого и заслуживала, – уставшую, дошедшую до предела из-за вторжения?
– Не знаю. – Маб села на голую кровать Бетт. Выглядела она такой же убитой, как Озла. – Не надо было мне на нее орать. Как-никак вторжение… Нужно было все отложить на потом.
– И кто донес Тревису, что Бетт нарушила присягу? Странный момент для такого…
– Госбезопасность негласно следит за нами всеми, чтобы убедиться, что никто не распускает язык. Я слышала, как они об этом говорили в особняке, – сказала Маб. – Наверное, кто-то что-то прознал о Бетт, вот и все.
Какое-то время они сидели в молчании. У Озлы болела голова.
– Вторжение, – сказала она наконец. – Ты что-нибудь слышала в особняке?
– Немцы заглотили наживку насчет Па-де-Кале и не подавились.
– Ну вот и отлично.
Снова опустилась тишина. Каждая надеялась, что где-то далеко, над омытыми окровавленным прибоем песчаными берегами Нормандии, звонит погребальный колокол по гитлеровскому рейху.
– Я уезжаю из Блетчли, – сказала Маб. – Не сейчас, но скоро. Несколько женщин переводят в Лондон, в Адмиралтейство. Среди сегодняшнего переполоха мне все-таки не забыли сказать, что меня тоже отобрали. И еще твою подружку Салли Нортон. «В целях налаживания сотрудничества между Блетчли-Парком и командованием флота». Думаю, от нас требуется почаще демонстрировать адмиралам ноги, чтобы они отвлеклись и не слишком интересовались, откуда БП берет сведения, которые им передает.
В БП больше не будет Маб. И Бетт тоже. Гарри уже уехал, да и Салли скоро переведут…
– Всего тебе хорошего, Маб, – сказала Озла и, надеясь, что они сумеют хотя бы расстаться друзьями… до какой-то степени… протянула ей руку.
Маб отшатнулась. Ее лицо ожесточилось.
– Мне не нужны твои добрые пожелания, Оз.
– Ну тогда не стану тебе ими досаждать. – Вымотанная донельзя Озла все же ощутила вспышку гнева. – Ист-эндская стерва!
Маб посмотрела на нее, полная усталости и презрения.
– Ползи обратно в свой Мейфэр, безмозглая дебютантка.
Озла еще никогда в жизни не давала никому пощечину. Она ударила Маб по щеке и вышла из комнаты.
– С вами все хорошо, моя милая? – Снова квартирная хозяйка. На этот раз она поднималась по лестнице, неся стопку чистых полотенец.
– Да, вполне, – кивнула Озла.
И дальше вниз по ступенькам, а внутри у нее все сжималось. Это презрительное «безмозглая дебютантка», и от кого – от Маб!..
«Но ведь это ты и есть – не более того». Озла остановилась на нижней ступеньке. Ей никогда не стать никем другим, сколько ни старайся. Тогда зачем стараться?
Она вспомнила, как познакомилась с Маб в поезде, который вез их в Блетчли-Парк, – две девушки с горящими глазами, нагруженные чемоданами и вопросами, гадающие, что их ожидает на таинственной Станции Х. Девушки, которые хотели служить своей стране, дружить, читать книжки… Девушки, которые твердо вознамерились: Маб – найти себе мужа, а Озла – доказать окружающим, на что она способна.
«Хорошенько подумайте, прежде чем загадывать! – хотелось ей теперь крикнуть тем смеющимся девушкам в купе. – Подумайте хорошенько!»
Ну что ж, наверное, надо выпить чашку чаю, сочинить новый выпуск «Блеянья Блетчли», посвященный успешной высадке союзников, и возвращаться на смену. Пусть она и глупенькая светская барышня без друзей, без возлюбленного, без дома, но у нее по-прежнему есть дела: надо смешить людей в БП и переводить ужасающие сообщения. В последующие месяцы оба эти умения наверняка пригодятся сполна.
Как оказалось, это были не месяцы, а целый длинный утомительный год, даже больше года. Было и хорошее – когда она поселилась вместе с искрометными близняшками Глассбороу после того, как Маб съехала с квартиры; когда узнала, что в Шестом корпусе расшифровали донесение о безоговорочной капитуляции Германии; когда, оседлав льва на Трафальгарской площади в День победы в Европе, упивалась «Болленж» с парой американских солдат. Когда продолжала строчить послания в бутылке Дж. П. Э. Ч. Корнуэллу, где бы он ни был; когда наконец-то призналась Безумным Шляпникам, что это она сочиняла «Блеянье Блетчли» все эти годы, и с удовлетворением выслушала последовавшее сердитое ворчание вперемешку со смехом. О, и конечно же, день, когда Валери Глассбороу услышала на своем посту, что Япония капитулировала, и новость разлетелась по всему БП… В какой-то момент Озла обнаружила, что стоит на лужайке, самозабвенно забрасывая рулоны туалетной бумаги на деревья, глядя, как белоснежные бумажные петли разворачиваются на фоне неба, и плачет от радости.