Кодекс

И глядя на разнообразие обществ, каждое со своими законами, предписаниями и устоями, рожденными как последствие рациональной, эгоистичной реакции членов общества на конкретные условия, на контекст, в котором существует социум, должно быть очевидно, что не имеет смысла говорить о моральном абсолютизме. Нет, идея несомненно хороша. Есть абсолютное добро и абсолютное зло, праведники и грешники, первых нужно восхвалять, других наказывать, равные условия и безупречное правосудие для всех. Но идеи всегда хороши, пока не пытаешься реализовать на практике. Потому что тогда начинаются проблемы. Мне пришлось бы напрягать воображение или долго искать в истории общества с достаточно извращенным представлением о том, что считается абсолютным добром. Я мог бы привести больше одного примера, когда миллионы людей, на основе все тех же рационально эгоистичных импульсов, вдруг начинали считать благом угнетение, геноцид и тотальную войну, совершенно будучи уверенны в своей правоте. В итоге, абсолютизм в реальности является не более чем релятивизмом полностью лишенным самокритики и интроспекции. Религия часто пыталась претендовать на высшую истину, но, как сказал моя добрая знакомая, когда есть несколько конкурирующих высших истин, да к тому же с постоянно меняющимися интерпретациями священных текстов, едва ли среди них можно найти абсолют, идеальный кодекс.

Конечно, были попытки создать систему универсальную. К несчастью, они обычно пытались решить вопрос с использованием даже большей арифметической рациональности. Взять, к примеру, утилитаризм. "Человек должен поступать так, чтобы его действия принесли наибольшее счастье наибольшему количеству людей". Прекрасная идея, как всегда. Если не слишком о ней задумываться. Потому что после некоторого размышления, становится ясно, что счастье — понятие размытое, субъективное и исключительно труднодостижимое. Пришлось корректировать определение, заменить счастье на нечто более осязаемое и объективное. Вместо наибольшего счастья — наименьший вред. Идеалом утилитаризма стала максимальная безопасность, избавление от страданий, физический комфорт. И не важно, насколько для этого нужно ограничить всякую свободу, не важно, что человек объективно, физически не страдающий, может быть в то же время глубоко несчастен. С точки зрения утилитаризма, лучшее устройство общество — это тюрьма. Сухая, теплая тюрьма, с трехразовым питанием. Но все же тюрьма. И я даже не говорю о нерешительности неизбежно происходящей из самого основания этой идеологии. Истинный утилитарист не может даже выдохнуть спокойно, не думая, не навредит ли это окружающим и потомкам. Всякое действие имеет множество непредсказуемых последствий, и единственный морально верный выбор — это не делать ничего.

Есть ли альтернативы? Конечно, есть. Можно рассмотреть деонтологическую этику Канта, где моральность действия определяется его мотивом, независимо от всяких последствий. Проще говоря, он предлагает мостить благими намерениями дорогу в ад. "Поступай в соответствии с максимой, которая могла бы стать универсальным законом". И здесь мы снова упираемся в невозможность самого универсального закона, абсолюта, порожденного человеческим разумом. Потому что человеческий разум имеет склонность рождать чудовищ. Кант настаивает на действии с нравственным императивом, лишенном при этом четкого морального компаса. Разрешает творить зло, при условии, что мотивы его кажутся свершителю благородными. Нет, это, пожалуй, тоже не подходит.

Никита взял паузу, прошелся из стороны в сторону, подбирая дальнейшие слова, продолжил.

— Что остается тогда? Какая система требует действия, но действия по-настоящему этичного, имеющего в основе своей противостояние очевидному злу? Есть ли вообще возможность отличить добро от зла? Сократ считал, что да. Что можно действовать, руководствуясь высшей добродетелью. Высшей добродетелью, включающей в себя все остальные, он считал мудрость. Не логику, не рациональность, не холодный интеллект, а именно мудрость. Мудрый человек может легко отличить тьму от света, может поступить правильно. Просто правильно. Действовать в соответствии с контекстом ситуации, основываясь не на каком-то надуманном благородстве в самой сути поступка. Действовать, не сводя моральные дилеммы к простой арифметике, противоречащие самой человеческой природе, без попыток угадать, к какому урагану приведет взмах крыльев бабочки.