Кодекс бесчестия. Неженский роман

Вечером Александровы ужинали дома. Сережа сидел злой, повторяя, что не хочет ехать в Москву. Катюнина внезапная идея «попробовать новое дело в Лондоне», не говоря уж об осадке от дневной встречи, лишили Александрова поддержки жены. Катюня на все его доводы только хмыкала и подливала себе винца, теперь уже красненького.

– Па-ап, давай я еще годик тут покантуюсь, а потом ты меня в London School of Economics отправишь, – ныл Сергей.

Александров говорил сыну все, что положено говорить в таких случаях, и понимал, что тот его не слышит.

– Ты сам знаешь, чего хочешь?

– Хочу кино снимать…

– Ты только что говорил о London School of Economics!

– Это я, чтоб тебя не злить… Конечно, лучше в Нью-Йорк. Там в универе отличный факультет искусств. Хочу документальное кино снимать. Или в Лос-Анджелес.

– Поближе к Голливуду?

– Что ты понимаешь в этом… Да, Голливуд. Там все крутится. Буду учиться на режиссера и тусоваться с правильными людьми.

– Тебе бы только тусоваться, – назидательно вставила Катюня.

– Ма-ам! Ты в этом вообще ничего не понимаешь!

– Может, тебе у Платона Валериановича на комбинате на севере годик поработать, потом в армии послужить…

Александров чувствовал, что вот-вот сорвется. Лида, гадкий разговор с Алистером, дурацкий ланч… Сергей упрямится, а Катька его подзуживает…

– Костя! Что ты несешь! Ребенок на перепутье, а ты с ним говоришь, как на партсобрании.

– Вот именно, – буркнул Сергей, встав из-за стола. – Приехали из совка и шмон тут наводят. Я спать пошел. Не поеду я в Москву.

– Поедешь как миленький! – с удивительной последовательностью крикнула ему вслед мать.

На следующий день Сергей отказался идти с родителями ужинать со Склярами, сказав, что у него тусовка с приятелями и он там заночует. Катюня устроила скандал: «Мы на два дня всего приехали, ты можешь ради матери не шляться два дня?» Александров ее осадил: пусть ночует, за один приезд всего не поменяешь. «Могу себе представить, что тут без нас делается!» – кричала Катюня, и Александров в душе был вынужден признать, что она права. В прошлом году могли бы чаще навещать Сергея, но у него на уме был Милан и только Милан, а потом началось вообще черт знает что. Что-то он упустил с Сережкой.

Сын появился ближе к одиннадцати.

– Сергей, поедешь с нами в аэропорт. По дороге закончим разговор.

– У меня завтра сочинение. Сам кричал вчера весь день, что работать надо.

– Мужик, ты давай, не заводись. Не хочешь ехать в аэропорт – не надо. Ничего это не изменит. Ты зол на меня, на мать…

– Ничего я не зол! Приехали тут шмон наводить…

– Сережа, что ты повторяешь это второй день, откуда такие слова? Мы с отцом тебе… – начала было Катюня, но Александров метнул на жену свой известный жесткий взгляд. – И нечего на меня глазами зыркать. Что вы меня все время затыкаете!

– Мужик, – Александров подошел к сыну, обнял его за плечи, тот попытался отстранится, но отец повернул его к себе лицом. – Давай, остынь. Извини, если я в чем-то не прав, но уже март. Дай отвальную своим корешам – и в Москву. Апрель – май позанимаешься с репетиторами, летом поступишь в академию. Проучишься год, а дальше, я обещаю, насильно тебя там держать не буду. Сядем, поговорим и вместе решим, что тебе делать дальше.

– Я не поеду в Москву.

– Ты поедешь в Москву, и ты сам это знаешь. Позвоню тебе послезавтра.

«Во всех отношениях поездка в Лондон удалась, – Александров укутывал ноги Катюни пледом в салоне самолета. – Лучше не бывает. Сережа, Катюня… И с Лидой плохо поговорили, и вообще…»

Стояла ли Маша за этим «вообще» – сказать было трудно.

Глава 27. Ничего личного

Пролетело еще полгода. Сережу приняли в академию, куда он ходил через пень-колоду. Терся в киношной тусовке, якобы делал какие-то рекламные ролики, являлся домой глубокой ночью, часто пьяным и, похоже, обкуренным. Катюня истерила, что нельзя было привозить ребенка из Англии. Александров признавал, что эти малолетние крысеныши – убогая компания, но иной среды в этой стране у сына быть не может. Те крысеныши, что перерастут подростковый идиотизм, станут людьми, остальные выпадут в осадок. Такова Россия, и не факт, что в Англии было бы лучше.

Катюня кричала, что родители крысенышей, приезжающих на тусовки в лимузинах с охраной, готовы платить за все, что натворят их дети. Только ее муж считает, что сын обязан справляться со всем сам. Не хочет понимать, что в этой клоаке, куда он сына засунул, с ребенком может всякое случиться. За наркотики могут прищучить, шалава упоротая на тусовке может в окно шагнуть, а его виноватым сделают. И что за ответ: «Это наша страна, и сын должен научиться в ней жить»? Что за позиция: «Вылетит из института, значит, пойдет в армию»?

Конечно, Александров и сам не хотел, чтобы Сережка попал в армию. Чушь это, что армия может кого-то воспитать. Какое воспитание, если там одно отребье, которое и воспитать может только отребье. На это Катюня заходилась с удвоенной силой.