Кодекс наемника (СИ)

— Нет, просто… Просто… — не зная, как объяснить, я всплеснула руками. — Настоящие овощи — это ведь такая ценность!

— Не сказал бы, — пожав плечами, он протянул мне кусочек огурца, — у нас в мире они относительно дешевы и очень даже доступны всем подряд. А у вас как?

— Ну, у нас все питаются белковой пастой, получают в виде таблеток все необходимые элементы, жиры, углеводы, витамины, — понюхав предложенный деликатес, я ощутила стойкий и сильный огуречный аромат, — а в день рождения получают по одной штуке каждого овоща, фрукта, каждой ягоды в мире, потому что искусственные витамины не совершенны, организму нужно натуральное.

— У нас все питаются натуральным, если у них есть деньги, — я поежилась от этого ужасного слова, — если нет — натуральным с химическими добавками.

— Еду нужно… Покупать? — не поверила я. — А если денег нет совсем? Что тогда?

— Тогда появляются такие социальные явления, как нищета, массовый голод, повышается смертность, — равнодушно ответил Егор.

В ужасе прикрыв рот ладонью, я попятилась и села на свою мягкую поверхность, разглядывая лежащую в моей руке салатовую мякоть в обрамлении более темной шкурки. Кто-то в этом мире даже столько за весь день не может съесть? Умирает от истощения в полном ресурсов мире?

— Неужели эти ваши деньги так важны, что нельзя выделить хоть немного, чтобы самым дешевым способом накормить всех в мире? — голос дрожал. Деньги — это отвратительно. — Ведь есть же люди, у которых много денег? Больше, чем нужно? — Егор кивнул. — Почему они не могут поделиться ими с бедными? Почему не могут купить им еду?

— Дзио… — вздохнув, мужчина покачал головой. — У меня нет ответа. Ни у кого нет. Денег всегда кажется мало.

— Омерзительно… — шепнула я, разглядывая этот несчастный огурчик.

В курсе экономики нам говорили, что при товарно-денежных отношениях рано или поздно наступает момент, когда произведенного больше, чем тех, кто может купить. И очень большой процент пищи просто сгнивает, пропадает, потому что никто не может столько купить. Потому что конкуренция. Потому что неверный расчет потребления. Если бы эти люди, у которых есть деньги и которые продают еду, объединились, они могли бы накормить весь мир. Но для достижения этой цели нужно избавиться от денег и всем стать равными. А тут этого, кажется, никто не хочет.

— Дзио, вы когда-нибудь ели мясо? — отвлек меня от упадочных мыслей Егор. Я качнула головой. — Пили молоко?

— Молоко? — переспросила я. — Конечно, его всегда пьют младенцы млекопитающих.

— А уже после младенчества?

— Зачем? — я содрогнулась, представив, как взрослый человек у женщины…

— Ну, в смысле, не грудное молоко, — поспешил уточнить мужчина, — допустим, коровье, сцеженное, стерилизованное?

— Зачем? — повторила я, очень надеясь, что в этом сумасшедшем мире никто не пристает к коровам со своими гастрономическими извращениями.

— Оно полезное, — пояснил он, — просто нужно знать, что вы ели до этого, потому что ваш желудок может оказаться не совсем готов к чему-то новому, — мне протянули многослойную конструкцию, — нельзя всех накормить, Дзио.

— Еще как можно! — возмутилась я, вскакивая и сжимая кулаки. — Каждый человек в моем мире получает все необходимое, все! И не платит за это! Потому что каждый занимается тем, чем хочет! Бывает так, что астроном любит детей и часть времени занимается с ними, а во время обучения изучает химию или историю! Все делают то, что хотят, и получается, что все нужное выполняется! Мы все равны между собой, едим одинаковую пищу, ходим в одинаковой одежде, никому не завидуем, мы счастливы! Все, все люди в мире, понимаешь?

— Тот, кто управляет, всегда имеет больше привилегий, — все еще протягивая мне съедобную этажерку, Егор смотрел на меня с легкой улыбкой.

— Люди не могут управлять, — смутившись своей вспыльчивости, я взяла ее в руки и снова села, — искусственный интеллект распределяет ресурсы и определяет актуальные пути развития.

Тоже мне, распинаюсь перед тем, кто поклоняется этим ужасным деньгам. Он, наверное, даже представить не может то, что я описываю, куда уж ему понять. Мирный, красивый, светлый путь избран в моем мире. Без всяких там денег и бюрократов.

Раздраженно вздохнув, я обратила внимание на то, что у меня в руках. Фундаментом конструкции служило что-то мягкое и пористое, белое в окружении охристой жесткой корочки. Сверху намазано что-то серовато-бежевое, однородное, как паста. Желтые пластинки с мелкими выемками разной глубины, даже иногда сквозными. И сверху кружочки огурца.

— Что это, вообще? — я подняла взгляд на Егора, заразительно откусившего от своей конструкции большой кусок.

Сосредоточенно пожевав, он проглотил и ответил: