Кодекс Снеговика

С каждым глотком стук колес и звуки музыки становились все тише.

Беззвучно падал снег. Он валил до самого утра, покрывал толстым слоем крыши домов, белыми шапками одевал скворечники и столбы заборов, сглаживал неровности рельефа…

Пока Вадим тихо напивался сам с собой на веранде первого этажа, Катерина обходила второй этаж своего дома, обсматривала все углы, подмечала трещины в стенах, планировала, чем будет заниматься завтра. Иногда, не дожидаясь завтрашнего дня, она сразу по приезду начинала делать какие-то мелкие посильные ей работы – то оттирала оконные стекла от капелек краски, то обмеряла полы под будущий ламинат, то скоблила бревна от выступающей смолы. Деревянный дом требовал большого внимания. Иногда она так увлекалась, что спускалась вниз только под утро…

С началом кризиса ремонт дачи застопорился на полпути. На первом этаже уже были почти сносные жилищные условия. Была мебель, был телевизор, была кухня с плитой и посудой. Эта часть дома постепенно наполнялась утварью, а вместе с ней биографией. Но второй этаж был пока сыроват – и в прямом, и в переносном смысле. Сюда предстояло вложить еще много трудов и денег.

Более-менее на втором этаже удалось отделать лишь Анютину комнату, но и здесь по мелочи недоделок оставалось уйма. В другой комнате, где по плану должна быть их с Вадимом спальня, успели только застелить пол ламинатом. Катерина надеялась своими силами за зиму загерметизировать здесь окна, отшлифовать и покрасить стены, облагородить потолок, а весной повесить люстру и купить кровать, чтобы, наконец, переселиться сюда, а не ютиться на диване первого этажа. А еще, помимо спальни, Катерина хотела сделать на втором этаже что-то вроде игровой комнаты или бильярдной, обустроить санузел, а на просторном балконе создать зимний сад. Если бы не кризис, она уже год назад все это закончила бы, но сейчас Катерина боялась ставить какие-то сроки.

Ей не виделось в последнее время просветов. И дело здесь даже не в кризисе и безденежьи, а в ощущении собственной никому-ненужности, которое уже довольно давно прочно угнездилось в ее сознании и, словно вирус, пожирало всю ее душевную энергию. Может быть, именно поэтому она и купила этот дом, который стал для нее отдушиной, спасением и даже смыслом жизни. Только в пятницу вечером, переступая его порог, Катерина забывала о том, что несчастна, что не любит и нелюбима, что живет не там и не так.

Сейчас уже и не вспомнить – откуда появилась идея купить этот дом. То ли мимолетный кадр из фильма, то ли чье-то брошенное слово, то ли подсознание сработало. Катерина вдруг остро почувствовала эту необходимость и тут же принялась действовать. Вадим был поставлен перед фактом. Он пытался противостоять, но было уже поздно. Катерину в ее желании было не остановить, хотя она понимала, что придется сделать много долгов, что все это очень несвоевременно, что семья ее не поймет…

Она сама выбирала его по каталогам и рекламным объявлениями, сама совершала сделку по его приобретению, собирала все нужные бумаги, занимала деньги, сама планировала обустройство, сама подбирала и покупала материалы, сама договаривалась с рабочими, а когда начался кризис, и деньги для найма таджиков закончились, она начала сама шлифовать стены, сама их лакировала, сама укладывала ламинат и даже научилась нарезать и прибивать плинтуса. Катерина в выходные дни, словно выпивала какой-то эликсир от усталости и работала, не давая покоя ни рукам, ни пояснице.

Вадим, конечно, тоже во всем этом участвовал и делал значительно больше физической работы, но он делал ее, как существо подневольное, и это очень раздражало Катерину. Она тщетно пыталась приучить его к мысли, что этот дом – ИХ дом, а не только ЕЕ дом, и что болеть этим домом, планировать их будущую жизнь в нем они должны вместе. Она хотела, чтобы Вадим, наконец, проявил мужскую инициативность и ответственность, чтобы он, как другие мужики, ругался с управлялами, советовался с соседями, мечтал о собственной бане, интересовался дачными технологиями. Но у Вадима был один ответ: «А когда ты покупала его, ты дала мне проявить мою мужскую инициативность? Ты даже не спросила меня, хочу ли я этого».

Эта поза обиженного подростка, которую он принимал для самозащиты, больше всего бесила Катерину. Она, конечно, как близкий человек, понимала, что болезненный разрыв с большим футболом нанес Вадиму тяжелую душевную травму, но ведь любая травма лечится временем. Прошло уже десять лет после того треклятого матча с «Ювентусом» – срок вполне достаточный для того, чтобы все забыть и начать заново. Но Вадик пошел по самому простому пути – он обиделся на весь мир и самоустранился. «Ну, и кому ты сделал хуже? – мысленно негодовала Катерина. – Мир твоей обиды все равно не заметил и не оценил. Он скорее посмеется над твоей слабостью, чем пожалеет. Никому ты не нужен, Агеев, кроме меня. Но таким ты скоро и мне нужен не будешь. В конце концов, у меня есть собственная жизнь, и я не могу истратить всю ее только на сопереживание и успокоение»…