День выдался хлопотным. С утра поляки большими силами перешли в наступление, смяли малочисленное прикрытие и резво продвигались к крепостным укреплениям, окружая город с суши. Англичане им явно подыгрывали. Мало того, что их корабли препятствовали нормальной постановке на внешнем рейде пришедших из Хельсинки кораблей эскадры Развозова, так они ещё всячески мешали постановке к причалам транспортов во внутренней гавани Данцига. В акватории порта то и дело возникали аварийные ситуации. Англичане сыпали обвинениями в адрес российских моряков о нарушении Морского права в части уклонения от столкновения при маневрировании, те, стиснув зубы, продолжали делать своё дело. Шишко откровенно задолбался отвечать на звонки проанглийского коменданта торгового порта, который требовал убрать транспорты от причалов – ему-де они нужны для начала экстренной эвакуации граждан из стран-участниц Лиги Наций. Шишко было не до его проблем, да и надоело, и он перепоручил вопрос одному из своих морпехов. Полковник был мужик неразговорчивый, он просто перестал отвечать коменданту и лишь приказал усилить охрану причалов и маршрутов следования воинских подразделений и грузов.
Комендант торгового порта, прекратив терзать бесполезный телефон, просто следил за действиями русских, благо из широкого окна кабинета были видны многие причалы, где шла разгрузка. Комендант был откровенно шокирован: такого он просто не ожидал. Предполагалось: всё, что русские успеют к этому времени доставить по морю – одна стрелковая бригада и какое-то количество боеприпасов. Но вот уже выгрузилась как минимум дивизия, а количество ожидающих на рейде транспортов не уменьшилось и вполовину. Когда же с одного из судов на причал стали выгружать броневики, и даже танки, комендант срочно связался с командующим английской эскадрой.
В каземат Шишко не пустили. Дорогу преградил полковник в форме спецназа НГБ.
— Товарищ контр-адмирал, вам сюда нельзя! — вежливо, но твёрдо объяснил полковник.
— Что значит, мне сюда нельзя?! — взревел Шишко. — Да кто ты, чёрт побери, такой?!
— Поверьте, это в ваших же интересах, — сказал полковник, одновременно протягивая адмиралу бумагу.
По мере чтения левая бровь адмирала удивлённо приподнялась, гнева на лице поубавилось, зато на нём проявились признаки растерянности. Вернув бумагу полковнику, Шишко некоторое время топтался на месте, явно не зная, как поступить. Потом обратился к спецназовцу, уже не повышая тона:
— Можно вас на минутку?
Они отошли в угол, где их разговор никто не мог услышать, и там Шишко спросил:
— Кто эти люди там, за дверью?
— Вы уверены, что хотите это знать, товарищ контр-адмирал? — голосом, в котором слышалось предупреждение, спросил полковник.
— Да!.. — начал вскипать Шишко, но тут же осёкся. — Да, полковник, я в этом уверен.
— Хорошо, — вздохнул спецназовец. — Но эта информация только для вас. В каземате размещена особая штрафная команда.
— Фу ты ну ты! — воскликнул Шишко. — Да у меня этих штрафников почитай батальон наберётся, но никто их так не стережёт. Этим-то откуда столько чести?
— Обычные штрафники могут искупить свою вину на поле боя и вернуться в строй, или, как минимум, рассчитывать на смягчение наказания, — ответил полковник. — А эти, — он боднул головой в сторону двери каземата, — могут только достойно умереть на поле боя: другого им не дано.
Шишко порадовался, что тут так темно, и полковник вряд ли заметит, как побледнело его лицо.
— Так там?.. — он не закончил фразы, но полковник его прекрасно понял.
— Точно так, товарищ контр-адмирал, — со значением подтвердил он.
В этот миг из каземата донёсся приглушённый толстой дверью взрыв смеха.
— Они ещё могут смеяться, — покачал головой Шишко.
Ещё несколько дней назад людям, дружный смех которых так удивил Шишко, было совсем не до веселья. Все они (общим числом пятнадцать) принадлежали к когорте особо опасных мятежников и содержались в одиночных камерах тюрьмы Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. В тот день они впервые после ареста встретились в небольшом внутреннем дворике. До этого им приходилось бывать здесь только поодиночке во время коротких прогулок. Теперь они сдержанно здоровались, некоторые даже обнимались, но особой радости эта встреча никому не принесла, потому что все думали об одном.
— Как думаешь, Паша, зачем мы здесь? — негромко спросил Крыленко у Дыбенко.
Тот не успел ответить, его опередил находившийся поблизости Тухачевский:
— Чтобы встать к стенке, — пожал плечами бывший начальник Генерального штаба, — ежу понятно!
Поскольку сказал он это достаточно громко, все головы повернулись в его сторону, а Блюмкин хотел что-то возразить, но открылась дверь, выбежали спецназовцы с «Самопалами» и выстроились вдоль стены. Их командир, тот самый полковник, что позже беседовал с Шишко, сделал приглашающий жест в строну каменной стены.
— Прошу, граждане!