Литерный поезд шёл из Варшавы в сторону границы. В одном из вагонов везли деньги для нужд Центрального фронта. В виду предстоящей военной операции сумма была весьма внушительной. Учитывая обстоятельства, с охраной тоже не поскупились. Мало что в вагоне с деньгами помимо банковских служащих было несколько вооружённых охранников, так ещё рядом был прицеплен вагон с жандармами. После одной из станций, где до конечного пункта следования было уже рукой подать, жандарм, дежуривший в тамбуре последнего вагона, заблокировав дверь, ведущую в вагон, открыл заднюю дверь вагона. Поезд после стоянки ещё не набрал ход, потому те несколько человек, что влезли в вагон через открытую дверь, сделали это быстро и без особого труда. Когда огни станции померкли в ночи, дверь снова открыли, и диверсанты (будем называть их так) перебрались на крышу. Жандарм в тамбуре закрыл дверь наружу и разблокировал дверь в вагон. А диверсанты были уже на крыше вагона с деньгами. Заложили под верхний люк взрывчатку и распластались на крыше. Хлопок – и люк, подскочив на несколько сантиметров, улетает в ночь. Взрыв малой силы услышали только в самом вагоне, но не сразу сообразили, в чём дело. А когда сообразили, стало поздно: в люк полетели баллоны со слезоточивым газом. Трое диверсантов в противогазах спрыгнули в люк, двое остались на крыше.
Жандарм в тамбуре последнего вагона услышал условный стук и открыл заднюю дверь, не забыв вновь заблокировать дверь в вагон. Диверсанты сначала спустились в вагон, а потом, дождавшись, когда поезд на очередном опасном участке замедлит ход, по очереди стали спускаться на рельсы, скинув туда же мешки с деньгами. За последним диверсантом жандарм запер дверь, разблокировал дверь в вагон и спокойно продолжил дежурство. Потом его, разумеется, неоднократно допрашивали, но доказать его участие в акции так и не смогли.
Так польское правительство само оплатило будущие расходы русской армии на закупку продовольствия и фуража у польских крестьян.
Осталось добавить, что акции предшествовали упорные тренировки, сначала на стоящем вагоне, а потом на ходу, на безлюдной тупиковой ветке под Петроградом. Курировал операцию сам нарком ГБ Ежов. Он же изготовил взрывчатку.
— Что, брат, потрепали тебя гайдамаки? — спросил Миронов у своего старого знакомца, полковника Кожина.
— Тю на тебя! — ответил тот. — Чтоб ты знал, не родился ещё тот гайдамак, что победит Кожина!
— А как же тогда прикажешь понимать твой драп нах остен?
— Так то не гайдамаки были, — сплюнул Кожин, — то пшеки.
— ?
— Ну ляхи, — так понятнее?
— Пшеки, ляхи… поляки, что ли? — нахмурился Миронов. Уверен?
— Я что тебе, регулярное войско от гайдамаков не отличу? — обиделся Кожин.
— Ну что, брат, проверим, дурнее петлюровцы австрийских гусар, чи нет? — обратился Миронов к Кожину.
— Та такие же дурни, — ответил тот. — Глянь, уже на намёт перешли!
— Тогда разъезжаемся! — скомандовал Миронов.