Кодумаа

небо знаменьями полно
люди внизу как в огне
не растворяется полночь
затвердевает во сне

нет инструмента разрушить

смерзшийся кокон пустой
черной границей по суше
бритвой морской налитой

спит безмятежное племя

тихо в безумном краю
ангелы дремлют над теми
кто на учете в раю

мечутся сонные птахи

падает пыль с одеял
кто-то проснется на плахе
даже не вспомнит что спал

тлеют бескровные лица

звездные тают огни
спи ничего не случится
спи моя радость усни

«Существует множество свидетельств…»

Существует множество свидетельств.
Некоторые видели своими глазами.
Описания разнятся – человеческая память
                                                несовершенна.

Но были и фотографии,

сделанные с разных ракурсов, подробные
                                                      и не очень,
датированные по-разному.
Некоторые еще черно-белые,
но к ним доверие даже выше,
как говорили специалисты.

Описаны тысячи деталей,

все восстановлено до мелочей.
Сняты фильмы, написаны книги,
каждая привнесла что-то свое.
Но еще живы те, кто помнит и может
подтвердить.
По крайней мере, живы те, что помнят
тех, которые помнили.
Так что даже не сомневайтесь.
Передайте потомкам
чистую правду,
не исказите ни единого слова!

«кто вышел из этой шинели…»

кто вышел из этой шинели
тот вечный должник у зимы
такие большие качели
такие ничтожные мы
на ветхом шестке осторожном
бочком да сверчком да молчком
в посуде угрюмой порожней
истекшей густым молоком
в запечье угрюмом и пряном
в чулане где стынет еда
за веником вытертым банным
нас всех сохранит от суда
ничто никогда не случится
и точно не будет войны
зажмурься сильнее – и птицы
и даже они не страшны

«Положи мне яблок, похожих на белых мышей…»

Положи мне яблок, похожих на белых мышей,
А в карман – пятерку и ниткой зашей.
Чуешь, воздух, как колокол, в теле гудит,
                                                       как вздохну.
Не хочу идти на войну.

У меня пять детей от этой страны,

У них сладкие пальцы, сладкие сны.
Каша плавит плиту, и огонь гудит, как труба.
Для кого геройская эта судьба?

Я хочу мое солнце, оттаявшее поутру,

Полотенце, щебечущее на ветру,
Я верну все то, чего не знаю в дому.
Не отдавай меня никому.

Гимн провинциалу

«…не убоюсь ни пафоса, ни крови:
вторична ложь, все остальное внове».

Провинциал достал чернил и плачет.

Над ним закат отравленный маячит,
над ним шумит вселенская вражда.
Его томят предчувствия и страхи,
и кровь горит и тает на рубахе —
пылающая едкая вода.

Пророчество клокочет у гортани,

простынный морок душит мирозданье,
горчичный пластырь мучает и жжет.
В предсердии клубится умиранье,
глаза белы, и яд течет по ране.

И сестры вяжут, и зверье снует.

И мир горяч, и выждать не дает.

«когда она спустилась сверху словно огненный шар красна…»