Кодумаа

Какой-то человек шел по улице и вдруг услышал себя:
Готов ли ты быть тем самым, которого выбирает судьба?
Чтобы, например, все бросить, всем рискнуть,
                                                              и все поставить на кон,
А тебя соответственно могут на щит и на кол?

Человек остановился, поправил фуражку, зачем-то взглянул

                                                                                     на часы.
Вокруг была ранняя осень средней полосы.
Ничего не предвещало перемен или тяжелых годов.
По всему выходило, что не готов.

Ни тебе плащей, отравленных кровью, ни пророческих слов

                                                                                     во тьме,
Ни горлиц, торопливо кукующих, ни флагов на корме,
Ни перечня, что в дорогу, ни дальних берегов.
Ни друзей, ни врагов.

И пока он думал, облетала листва, наотмашь билась о плащ.

И кем будешь призван, неясно, жертва или палач.
Буду ли я носить оковы или ковать оковы?
А тот, кто задал вопрос, уже вопрошал другого.

«умереть не страшно…»

умереть не страшно
стоишь у окна а вечер сочный и чистый
всеобъемлющий
бесконечен
продлен во вчера
протянут в завтра
умрешь а он останется
такой же ясный густой свежий
в колыхании планет
в запахе трав

как хорошо что и без меня

«Вот эти, которые пели и голову прямо несли…»

Вот эти, которые пели и голову прямо несли,
над ними сыпучие ели и высохшие корабли.
Нас сколько? Нисколько. За этим столом, за которым и ты,
лишь тени бросают на ветер слова огневой пустоты.

Их числят в полках как героев, слагают о них ерунду.

Их пятеро было. Нет, трое – еще в позапрошлом году.
Их кто-то тропой партизанской увел в поднебесную высь.
А мы кто? А мы самозванцы. И мы никому не сдались.

«вопреки поляне райской, краю леса вопреки…»

вопреки поляне райской, краю леса вопреки
я смотрю не отрываясь в жизни острые зрачки.
кто умеет неотрывней – усмиряет сердца звон,
дышит кожею по-рыбьи, останавливает сон.

в ком живее всех микробов ток волшебный огневой,

в ком осталось что-то кроме вечной боли раневой —
тот другого пересмотрит, доберется до утра,
перейдет любое море, сбережется от костра,

вытрет лоб победный мокрый, оглядит миры легко:

что еще не скрыто мором, гладом, медом с молоком?
что еще живое плещет, не исчезло до конца,
где еще остались вещи, кости с толикой мясца?

где же вольная поляна, где победный гулкий зов?

почему сплошная рана посреди былых лесов?
что за страшная победа, кто тут прав, кто виноват?
и зачем повсюду следом неотрывный чей-то взгляд?

«еще блестит начищенная пряжка…»