Кое-что из написанного

Наполняя свой бокал кикеоном, четвертый рассказчик замечает, что во всех новеллах, рассказанных до него, «повторяется один и тот же сюжет», более или менее скрытый. Это уловки, символические формы, в которые облекается единственный реальный, исторический и вполне определенный факт. Как таковую, эту «изначальную новеллу» никто не рассказывает, но она нет-нет да проглянет в остальных новеллах. Условно ее можно назвать так: «Новелла о неудавшемся государственном перевороте». Итак, продолжает рассказчик, настал момент сделать следующий шаг. Мы предчувствуем, что Карло, присутствующему на собрании рассказчиков, уготовано высшее видение, подобное тому, которое даровалось посвященным в Элевсине. Тогда, по завершении всех стадий обряда, жрецы допускали их в святая святых храма. Очередная новелла озаглавлена «Новелла о бойнях». Она не отсылает нас окольными символическими путями к так и не рассказанной «изначальной новелле». Она и есть та самая новелла. Буквальным образом. Чтобы все намеки и аллюзии на «ту самую новеллу» возымели смысл, нужно, приняв все меры предосторожности, заговорить наконец прямо, со всей откровенностью. Не будь в книге этого стержня, вся языковая вселенная, из которой состоит кое-что из написанного, разлетелась бы на куски, как тело без скелета, как аллегория без своего буквального значения. Героем новеллы является сам рассказчик. Он не испытывает материальных затруднений; его хобби — музыкальный фольклор. Вооружившись сверхсовременным магнитофоном, он находится в Катманду, вечером, на большом празднике. Экзальтированная толпа увлекает его в маленький храм, расположенный в полях за пределами города. Это место своего рода паломничества. Неподалеку от этого сельского храма его неожиданно привлекает звук, точнее, стон, доносящийся из кустарника, возле которого он устроился, чтобы записать песни и музыку праздничного шествия. И действительно, в бамбуковых зарослях оказывается тяжелораненый человек на последнем издыхании. Это белый, американец. На него напала группа мужчин за то, что незадолго до этого он жестоко обращался с ребенком. Хотя эта версия не заслуживает большого доверия. Как бы то ни было, поняв, что рассказчик — итальянец, мужчина хочет сделать ему признание, перед тем как испустить дух. В нем тоже течет итальянская кровь, и он каким-то образом принадлежит к мафии. Он намерен рассказать о «коротком отрезке итальянской истории», не более шести лет. Магнитофон все время включен. «Все сказанное им записано на пленке — предупреждает рассказчик. — Голос заглушается несмолкаемым звоном колокольчиков и звуками непальской музыки. Они продолжают доноситься из темной холодной долины у самого подножия гор».

* * *

Казалось бы, теперь наш рассказчик поделится с нами хотя бы частью записанной на магнитофон исповеди умирающего итало-американца (Мафиози? Агента ЦРУ? И того и другого?). Вместо этого, подойдя вплотную к признанию, рассказ обрывается[29] — П. П. П. сам закрывает кавычки. Прервись текст случайно, как это не раз бывало в «Нефти», сохранилась бы пусть небольшая часть предсмертной исповеди столь занимательного персонажа. Вместо этого осталось лишь несколько строк, заметки, набросанные от руки. Они словно намеренно еще больше запутывают сюжет новеллы. Из данных заметок мы узнаем, что новелла начинается с «убийства Кеннеди» и что кроме Америки, действие происходит в Греции. Итало-американец в свою очередь передает услышанное от кого-то, кто тоже был при смерти. И так далее, по своеобразной цепочке умирающих. В своем повествовании рассказчик упирает на то, что «этапов бойни будет два, два». Рассказчик повторяет это слушателям в уединенной гостиной Квиринала с прежним пылом: «Два будет этапа, два». Вот почти и всё: дойдя до высшей ступени тайны, кое-что из написанного оставляет читателей несолоно хлебавши. Но не будем забывать, что читателям доступна лишь хроника посвящения, а не само посвящение. Иными словами, в отличие от нас, Карло услышал эту новеллу от начала до конца.

* * *