В том то и дело. Все, что находилось здесь было душевным. Пропитанным положительными эмоциями и светлыми моментами жизни прошлых владельцев.
Так не бывает.
В любом антикварном магазине, на блошином рынке, в музеях были вещи с отрицательной энергетикой. Обагренные кровью. Созданные завистливыми руками. Украденные алчными людьми. Но не здесь.
Почему?
Додумать я не успела, потому что в меня вдруг потоком хлынуло ощущение стремительности, хищного движения и хмурой сосредоточенности.
Я в панике посмотрела на Митча и произнесла одними губами:
— Арсенский.
Метрах в десяти от магазина.
В голове за долю секунды пронеслись вопросы, основной из которых был в том, как Комитет мог упустить его прилет? Меня бы поставили в известность, и мы не подставились так глупо. А может, он следил за мной?
Решение созрело тоже быстро.
— Сделай вид, что не знаешь меня, — прошипела я другу, и тот одним движением схватил с полки какую-то штуковину и подскочил к удивленному продавцу.
Его коэффициента и амулетов, что всегда были с нами в минимальном наборе, должно было хватить, чтобы убедить итальянца в том, что мы пришли порознь. И вообще он уже давно стоит и общается с Митчем на тему чудесной резной шкатулки.
Я отошла к противоположной стене и принялась с преувеличенным вниманием рассматривать картины. А когда колокольчик звякнул, совершенно спокойно повернулась, чтобы тут же подпрыгнуть на месте, уставившись на Арсенского будто в удивлении и смущении.
Мужчина был в черных очках, узких брюках и распахнутом пиджаке, под которым виднелась белоснежная рубашка с расстегнутым воротом. Очень по итальянски. И мне не нужно было видеть его глаза, чтобы почувствовать эмоции, которые им завладели.
Шок, недоверие, подозрение, недоумение, злость.
Максим только мельком взглянул на разговаривающих возле стойки мужчины и резко подошел ко мне:
— Влада. Черт возьми, что происходит? Что ты здесь делаешь?
Он содрал очки и впился взглядом в мое лицо.
Я почувствовала, что вся заливаюсь краской от адреналина. Сердце пульсировало где-то в горле. Мне нужно было отвечать и говорить я могла только правду или приближено к ней.
Потому что меня, похоже, активно читали.
— Я…я приехала ради тебя. Я сейчас все объясню…
— Уж будь добра. Потому что после твоего звонка я чувствовал себя последней скотиной, что не могу вырваться с работы и помочь, а ты, как оказалось, и не болеешь вовсе…
Несмотря на весь кошмар сложившейся ситуации, меня затопила волна тепла.
Значит, все-таки апельсины.
Но надо объясняться и придется рискнуть.
Я стиснула руки и начала нерешительно:
— Кажется, я поступила глупо и опрометчиво…Понимаешь, мне захотелось побольше уделить времени второй работе, а потом я говорила с Никитой и он сказал про тебя… Рим и все такое, — я подбирала слова максимально тщательно. С Никитой наши люди успели бы поработать — ох прости меня, Никита, — но если его сын вчера еще не был в курсе этой поездки, я основательно попаду, — В общем, вместо того, чтобы идти в "АрсАрх", я прилетела сюда и нашла эту лавочку…Она очаровательна, — закончила с беспомощной улыбкой и снова посмотрела на Арсенского. Тот продолжал буравить меня взглядом. Его глаза потемнели и будто затянули меня в черную дыру, из которой вряд ли можно было вырваться без потерь.
— Если бы я не проверил твою биографию, подумал бы, что ты подослана конкурентами, — прошипел Арсенский. Ага, над моей биографией точно работали лучшие специалисты, — И тем не менее. Влада, ответь, ты связана с моими врагами? Или пытаешься навредить мне?
Меня препарировали и раскладывали по полочкам. Отвратительное чувство, но я осознанно не ставила блок. Лишь только пошире открыла глаза:
— Нет.
И это было правдой. Комитет не был врагом магам и не пытался навредить кому- либо — мы лишь старались уберечь остальных от этого вреда.
Мужчина ощутимо расслабился. Если раньше он звенел, как натянутая струна, то теперь сделался мягким, что резиновая лента — гибкая, но умеющая очень больно ударить.
— Так зачем ты здесь, Влада?
Я сжала кулаки.
Надо решаться.
Скажу ерунду — не поверит, и можно считать задание проваленным. Отвечу максимально верно — подпишу себе немного иной приговор. Во мне боролось тело и мозг, душа и магия. Моя внутренняя суть тянулась к Максиму, забивая все разумные мысли и волю. Мое чувство долга отрицало даже малейшее влечение. А ведь были еще мораль и опыт, которые просто кричали о неправильности нашего поведения.
Но бросить все на пол пусти? Не мой вариант.
Похоже, Арсенский почувствовал мое смятение, но счел причиной нечто совсем другое.
А я облизала губы и потупилась. Платить по счетам я буду потом, но сейчас сделаю так, как умею.
— Я здесь ради тебя, Максим. Ты говорил, что хочешь ухаживать и…Почему бы не сделать это в одном из красивейших городов мира?
Кажется, мы оба перестали дышать. Я снова подняла глаза и от увиденного чуть не дернулась назад в попытке сбежать. В глазах мужчины разгоралось пламя. И именно я дала ему зеленый свет.