Кофе для невлюблённых (ки3)

- Ничего особенного, - с деланной небрежностью пожал тот плечами и вдруг посмотрел на художника, внимательно и с нетерпеливым ожиданием, как рыбак смотрит на дрогнувшие поплавки. - Эсмонд Палмер говорил, что свой выигрыш Морель боялся хранить дома. Воры, грабители… Мало ли что. Зато у его друга был, мол, подходящий сейф.

- У друга? - эхом переспросил Эллис.

- У Эрвина Калле.

Художник, кажется, совсем растерялся.

- Да, сейф у меня был. И есть, разумеется - я там храню дорогие краски… А почему вы так смотрите на меня? - он беспомощно переводил взгляд с довольного Лайзо на хмурящегося Эллиса и в конце концов обернулся ко мне, словно за поддержкой. - Леди Виржиния?

- Морель отдавал вам на хранение деньги? - спросила я, и Эллис поморщился, бормоча: "Ну, как же можно так в лоб".

- Нет, что вы, - непонимающе моргнул Эрвин, и вдруг лицо его залила смертельная бледность: - Вы же не хотите сказать, что я…

- Возможно, кто-то вас пытается подставить, мистер Калле, - быстро перебил его детектив и подкупающе улыбнулся. - Не стоит нервничать. А теперь подумайте хорошенько и постарайтесь вспомнить, не отдавал ли вам Пэтси каких-нибудь вещей на хранение? Не обязательно денег. Может, это был сверток? Или коробка, или старинная книга - словом, что угодно, лишь бы туда можно было спрятать несколько банкнот.

- Тогда уж не "несколько", а целую пачку, - не удержалась я от комментария. - Если выигрыш Морелю выплатили не чеком, а в банкнотах, то она должна выйти солидной по объему. Самая крупная банкнота имеет достоинство в пятьдесят хайрейнов, выигрыш у нас составляет около двух тысяч. Итого получается сорок банкнот, жестких и плотных, на шелковой бумаге. Просто так между листами книги такую пачку не заложишь.

- Ценные наблюдения, леди Виржиния, - с неуловимым оттенком иронии заметил Эллис. - Вы обладаете редкой способностью к месту сообщать общеизвестные факты. Разумеется, никто не будет прятать пачку между листами книги, но ведь можно же и вырезать выемку для нее! Впрочем, это все пустые измышления. Мистер Калле, так передавал ли вам что-либо ваш друг незадолго до смерти? - повернулся он художнику - и спиною ко мне, фактически исключая из разговора.

Кофе отчего-то стал отдавать солью.

Я медленно выдохнула и растянула губы в той бездумно-загадочной улыбке, от которой на щеках появляются умильные ямочки, а взгляд становится пустым, будто у куклы. Паршивенькая гримаса, зато ее можно держать часами без всякого напряжения.

- Нет, он не передавал ничего.

- Гм. И даже не заговаривал об этом?

- Нет.

- Хорошо. Возможно, Палмер просто пересказывает слухи. А может, оговаривает вас. У него есть мотив?

- Не знаю.

Изнеможенное бесконечным днем солнце медленно склонялось к горизонту. Лучи его приобретали все более насыщенный ржавый оттенок и ползли вверх по стене; в медово-прозрачном свете парили легкие пылинки. Мне казалось, что при каждом вдохе они царапали горло, но это, конечно, была всего лишь иллюзия.

Как и равенство людей, сидящих за этим столом.

Детектив Управления спокойствия, свободный художник, бывший аферист - и дурочка графиня, возомнившая себя сыщицей.

Поделом тебе, Гинни.

- …Леди Виржиния? - слова Лайзо донеслись как через вату. Я повернула голову, встречаясь с ним взглядом. Зеленые, что у кошки, глаза следили за мною пристально. - Что-то случилось?

- О, нет, - я опустила ресницы. - Просто вспомнила об одном деле, не терпящем отлагательств. Прошу прощения, мне надо перемолвиться словом с мистером Белкрафтом.

- Идите, идите, - махнул рукой Эллис, так и не посмотрев на меня. - И пришлите, пожалуйста, несколько листов бумаги и карандаш, мне нужно сделать кое-какие пометки.

- Вызовите Мадлен, - я указала на серебряный колокольчик и поднялась. - Покидаю вас, господа. Если вам понадобится что-то еще - просите Мадлен или Георга.

Держа спину ровно, как учили монахини в пансионе, я пересекла помещение. В галерее между залом и кухней остановилась. Здесь было сумрачно и тихо. От черного входа, с улицы, доносились негромкие голоса - это Георг что-то втолковывал слугам. Мэдди бойко стучала каблучками наверху - то ли убиралась, то ли раскладывала вещи. Я прислонилась к стене и медленно выдохнула сквозь зубы, чувствуя спиной все изъяны дерева - каждую трещинку, каждый скол.

Эллис не сказал ничего особенного. Он вел себя, как обычно. Отчего же чувствую себя так глупо? Слишком увлеклась, пожалуй, поверила в свою ценность, открыла душу… и позволила сесть себе на шею. И кому - безродному выскочке из Управления, возомнившему о себе невесть что?

Ученые мужи пишут, что наш век сломал сословные предрассудки. Возможно, так и есть. Деньги нынче стали важнее титула, скандальную известность ценят выше скромности и благопристойности, а практичность и умение сколотить состояние любой ценой, невзирая на средства, уважают больше меценатства.

Может, Эллис считает меня благородной бездельницей, великосветской пустышкой, и потому позволяет себе такие выходки?

Право, не знаю.