Кофе и полынь

— Я сам с некоторых пор предпочитаю или чай, или чистую воду, хотя и делаю исключение для вашего кофе, — он помолчал, рассматривая меня. Водитель тем временем притворялся уже не просто глухим, немым и глупым слугой, а бездушным механическим устройством. — Что случилось несколько дней назад в особняке? Мне докладывали, но без подробностей.

«Вот как, — пронеслось в голове. — Значит, Паола ему не рассказала… Хотя она, пожалуй, ничего и не знала толком».

— Вы о Кеннете? — спросила я вслух.

Дядя Рэйвен отвернулся к окну; автомобиль как раз покатил с холма, и появилось ощущение, что мы падаем куда-то.

В туман; в ночь.

— Это ведь был не припадок и не желудочная хворь?

— Нет, — вздохнула я, запрещая себе задумываться о самом страшном… о том, чего уже не исправить. — С ним произошло то же самое, что с Мадлен тогда. Помните, когда мы были в «Старом гнезде»?

— О да, — нахмурился он. — Сейчас мальчик в порядке?

— Кеннет часто просыпается по ночам, но в целом он здоров, как подтвердил доктор Хэмптон, — ответила я. И, помедлив, всё же спросила: — Дирижабли… К Бромли действительно направлялись алманские дирижабли?

Вопрос оказался настолько неожиданным, что заставил ощутимо дёрнуться даже дядю Рэйвена.

— Кто вам об этом… — начал он было опасным, низким, холодным голосом, но тут же оборвал себя сам. И улыбнулся: — Иден постоянно заставал меня врасплох подобными вопросами, когда вдруг заговаривал о вещах, знать о которых никак не мог.

Сердце у меня дрогнуло.

Не то чтобы я всерьёз надеялась, что часть про дирижабли мне просто приснилась…

— Значит, направлялись.

— Их было три, все уничтожены над заливом, — ответил дядя Рэйвен и опустил взгляд. Покрутил в пальцах очки, помедлил… Лишь затем продолжил: — Полагаю, вы знаете также, кого следует за это благодарить.

Преодолевая лёгкую дурноту, я кивнула.

— Вы… вы не знаете, что с ним?

— Лайзо Маноле не выходил на связь ни с одним из закреплённых за ним агентов, — произнёс дядя Рэйвен, как мне показалось, стараясь смягчить смысл сказанного интонациями. — Но обломки самолёта, а также… а также неоспоримые свидетельства, которые могли бы подтвердить его гибель, всё ещё не найдены.

«Неоспоримые свидетельства»… Полагаю, он хотел сказать «останки», но пощадил мои чувства.

— Думаете, он может быть жив? — спросила я тихо.

На сей раз выдержать долгий, пристальный взгляд было даже сложнее.

— Чему научила меня моя работа, так это тому, что не стоит делать выводы сразу, особенно если речь идёт о вопросах жизни и смерти, — сказал дядя Рэйвен… нет, маркиз Рокпорт, глава Особой службы. — Особенно если эти выводы не влияют ни на что, кроме душевного равновесия. Иногда нужно иметь силы не перечитывать раз за разом донесение, пытаясь отыскать ускользающие детали и тайный смысл, а убрать в конверт и положить в ящик стола. Всему своё время… И, к слову, о занимательном чтении. Через два дня выйдет статья о дирижаблях над заливом и о сорванных планах Алмании. Я ожидаю известий в том числе и от Лайзо Маноле, но если он не появится, то статью опубликуют как есть. И я должен предупредить, что она написана… в несколько патетическом тоне. Рассчитываю на ваше благоразумие.

— Благодаря Луи ла Рону мне достаточно хорошо известно, как пишутся газетные статьи, — ответила я, не дрогнув, хотя внутри у меня всё сжалось. — Попробую угадать: там будет что-то о «благородной жертве» и «жизни, принесённой на алтарь во имя множества других жизней»?

У него вырвался смешок; кажется, я угадала.

— Так или иначе, статья будет полезна вашему жениху, если он вернётся, — подвёл итог дядя Рэйвен, и я снова вздрогнула, но уже по другой причине: как странно было слышать это «жених» от него! — Если же нет… уместно ли пошутить про достойную эпитафию?

Я сказала, что да, и расплакалась уже в своей спальне, когда вернулась домой.

…А ночью снова искала во сне Лайзо, долго и безуспешно. Проснулась совершенно измотанной; как и в прошлый раз, болела голова, неудачно подвёрнутая нога словно онемела… Да что там, верней сказать, что всё тело ощущалось каким-то избитым.

Но горе теперь стало приглушённым, угас и гнев.

Если раньше я чувствовала себя птицей, беспомощно бьющейся в окно, то в ужасе, то в ярости, то теперь словно бы оделась в стальное оперение.

Может, не такое лёгкое и яркое, зато прочное.

Когда вышла статья, то мне даже хватило сил прочитать её, не изменившись в лице — и сохранять спокойствие, когда ночную атаку дирижаблей обсуждали в кофейне. Луи ла Рон несколько раз спросил, откуда я могла узнать обо всём этом заранее, но, по счастью, он сам был настолько взбудоражен, что не слишком-то и вслушивался в ответы… Трудно его судить: статья, снабжённая детальными рисунками и насыщенная хлёсткими метафорами, и впрямь произвела фурор. Миссис Скаровски даже написала оду «для неизвестного героя»…

Знал бы Лайзо!

А с «жизнью, принесённой на алтарь во имя множества других жизней» я и впрямь попала в точку.

Тем же вечером в «Старое гнездо» наконец заглянул и Эллис, и не с пустыми руками, а с целой стопкой машинописных листов.