Кофе на утреннем небе

Теперь у неё в проёме стоял я, открытый как дверь, весь из лохмотьев желаний и золота похоти. Трудно не хотеть женщину, если она настоящая, и я хотел эти шелка, окна самоцветов, устный пурпур, грудь из упругого голоса, кожу из запахов фруктов и специй, ноги, врастающие в одно мясистое сердце, и само сердце. Я стоял в дверях необъяснимой стервы, моей секреции. Она обняла меня всей своей женщиной. Будто я вернулся не из командировки, а с войны, не к себе домой, а в её квартиру. Дверь в спальню была открыта. Пройдя несколько шагов в обнимку, мы рухнули на кровать, я в пальто, она в халате. Два чувства, это была другая любовь: без голодных гениталий, без срываемых фантиков одежды, разве что губы целовали друг друга, лишённые всякого ума. Мы проснулись через полчаса, уже абсолютно местными. Сосед что-то усиленно колотил за стенкой, настенные часы вздрагивали при каждом ударе, на мгновение мне показалось, что стена вот-вот рухнет и я увижу, как живут соседи, как они едят, и сколько, и как друг друга. Как любят, как ненавидят, даже когда на улице солнце, как звонят другим, но тоже любимым и договариваются о встрече, предприимчиво предупредив вторую половину, что задержатся на работе. Как приходит любовница и они это потом скрывают, как молчат часами, как реставрируют себя утром и убегают на работу с понедельника по пятницу, оставив любовь в постели не застеленной, а по выходным ищут её там. Вдруг шум прекратился, стена осталась на месте, я подумал: «Хорошо, что они меня не видят, точнее того, что я живу точно так же». Улыбаясь друг другу сонно, мы с Алисой вернулись в наши бытовые будни:

– Что это шумит там за стеной? Ты слышала, неужели опять соседи ремонт затеяли?

– Вроде бы уже сделали.

– Ремонт закончился, шум остался.

– Лучше бы это был шум моря, – услышали мы в этот раз дрель. Пронзительное соло на дрели в симфоническом концерте, конца которого все с нетерпением ждали.

– Можешь сделать мне одолжение?

– Сколько тебе надо?

– Мне приятны ваши изысканные манеры.

– Это не манеры, это руки, – обнял я её за талию и прижал к себе. – Так сколько вам надо, сударыня?

– Если про руки, то двух достаточно.

– Я в целом.

– Убей соседа.

– Это мигом, – согнул я пальцы в пистолет, прицелился и выстрелил в воображаемого соседа за стеной. Там что-то упало, но шум всё ещё сверлил наши уши.

– По-моему, мимо.

– Мне кажется, я его ранил.

– Это всё?

– Нет.

– Сейчас угадаю. Ты тоже проголодалась.

– Да. И состояние такое.

– Какое?

– Человекообразное.

– А мне что делать? Чувствую себя приматом рядом с такой красотой.

– Ты люби меня… Этого достаточно, чтобы женщина была красива.

– То есть омлет ты сделаешь сама? – смотрел я на пальто, которое легло на полу. Оно спало и косило под человека.

– Ты же не был ещё на кухне. Там есть вещи покруче яиц с молоком, – стала Алиса выбираться из моих объятий на волю.

– Какие ножки, – давился я её красотой.

– Какие?

– Точёные. Зачем же ты их в тапочки?

– Либо ты мне даришь туфли на высоком каблуке, либо я из тебя делаю подкаблучника.

– Я хотел подарить тебе машину.

– Туфлей будет достаточно. Ну, ты встаешь или нет? – пыталась стянуть она меня за штаны с кровати.

* * *

– Привет. Узнал?

– Марина? Какими судьбами?

– Извини что звоню, – улыбнулась она кротко не пойми чему. – Мне Роза сказала, что у тебя отец болен, – говорила Марина, стоя у окна, где океан горизонта волновался зелёными равнинами и переливался торчащими гребнями высоких холмов и колючими клочками перелесков. Бакенбарды ждали бурной весны.

– Да. Лечу.

– А что с ним?

– Уже лучше.

– Ладно, если не хочешь говорить. Как твоя семейная жизнь? – неожиданно в равнинах появилось озеро. Там ещё стоял лёд, и видны были стайки рыбаков на белой эмалированной поверхности водоёма.

– Руины.

– Что так? – билась об лёд свежепойманной рыбой Марина.

– Так.

– Судя по вашему роману, такая любовь была, – не смогла обуздать свою ехидну Марина.

– Ты что, за литературу взялась? – не понравился Максиму её тон.

– Да, вашу читала. Всю дорогу читала. Я же говорила тебе, что скопировала всю вашу переписку.

– Ты сумасшедшая, – «баба», добавил про себя Максим.

– Ещё бы, представляешь, что ты потерял, – никак не могла прогнать ехидну Марина.

– Тебя это развлекло, я надеюсь? – почувствовал пустоту и никчёмность разговора Макс.

– Так ты развёлся?

– Да, живу теперь с отцом.

– Как он? – снова коснулась она этого вопроса.

– Лучше, чем в клинике. Он борец.

– Чем лечишь его?

– Народными средствами, – пытался отмахнуться Макс, но потом смягчился. – Взяли на вооружение одну методику. Голодание хорошо помогает.

– Тяжело, наверное? – начало отпускать былое Марину.

– Справляемся. Много гуляем, много говорим.

– Ты тоже молодец.

– Не знаю. С переменным успехом. Поначалу было тяжко. Страшно.

– За него переживал, наверное. Я понимаю.

– Да. Но больше всего я боялся, я всё время боялся, что не успею с ним наговориться. Живёшь с человеком рядом, а знаешь о нём так мало.

– Что не позвонил мне.

– Ты была вне зоны, – вспомнил Максим кошмары одной ночи. – Ждал, пока ты позвонишь, – пошутил Макс.