Кофе на утреннем небе

Инь: Какой кусок?

Янь: Большой. Весом в 8 лет совместной жизни.

Инь: А мне тогда что останется? Крошки?

Янь: Подожди, я ещё не накрошил, а ты уже клюёшь.

Инь: Дай мне кусок тебя и стакан любви, я буду сыта.

Янь: Не думаю.

Инь: Ты не думай, ты действуй.

Янь: Хорошо. Чай или кофе?

Инь: Лучше солнце.

Янь: Извольте дождаться весны, мэм.

Инь: К чему эти реверансы, может сразу в постель? Там всегда солнечно.

Янь: Вы с ума сошли?

Инь: Нет, но очень хотела бы.

Марина оторвалась от книги. Она больше не хотела сходить с ума от люби, а может, она и не умела.

Янь: Так чай или кофе?

Инь: У тебя крепче ничего нет?

Янь: Есть… Чувства.

Инь: Тогда лучше кофе, – нырнула она обратно ко мне в постель, бросив кисть…

Янь: Ты чем-то недовольна?

Инь: Недовольна? Это мягко сказано.

Янь: Чем?

Инь: Если бы я знала.

Янь: Какая холодная! – обнял я её крепко и поставил батарею своего тела на максимум.

Инь: Женщина не может быть холодной! Просто ваш фитиль не смог её зажечь.

Здесь Марине вдруг резко снова захотелось проявить женскую солидарность, несмотря на то что именно любовницу она считала виновной во всех своих семейных бедах. На этом месте в ходе Марининого дознания появилась ещё одна версия. А может быть, вовсе не она, может быть, это Макс во всём виновен.

Алиса прижалась к Максиму и закрыла глаза. Из всех самых приятных для неё занятий, будь то тонуть с ним в ароматах кофе, выматывать его душу, а потом заниматься любовью, она предпочитала сладко спать. И подсластив не двумя-тремя ложками сахара, чего хватило бы для всех этих занятий, а долгим беспробудным сном, в постели, до краёв наполненной мечтами. Сейчас две из них крепко обнимали её живописное тело. Макс чувствовал необычайную силу, когда Алиса, завернувшись в его руки, могла тут же вдохновенно уснуть.

– Знаешь, ты кто? Ты – эгоистка!

– Я эгоистка?

– Да, ты! Ты спишь каждую ночь одна. Вот и сейчас засыпаешь прямо на моих глазах.

* * *

В этой жизни терять было нечего, и я не теряюсь, скорее – она меня, как только ей будет со мной неудобно, уродливо, скучно, противно, за это я ненавижу будущее, но здесь, в настоящем, жизнь чешет мне яйца в оргазмах весны в доме, и в миазмах осени снаружи, распускает бутонами слюни, в общем, устроился я неплохо, расплескиваю поцелуи всем, налево, налево, налево, в одном был глубоко уверен: любить надо пока живой, взасос не целуют мёртвых. Я любил. Конечно, не всё было гладко, всё и не могло, иначе бы они давно соскользнули с нашей постели на нет. Некоторые вещи выводили меня из себя, а некоторые её, я бы назвал это фетишизмом, в общем, так мы и выходили поспорить, иногда дело доходит до мата, после всех оскорблений курим, извиняемся, говорим: «Извини, я был не в себе». – «Да и ты меня извини, я знал, что лучше, когда ты во мне, приятнее и спокойней».

Она никогда не завтракала утром, только кофе. Только кофе и я. Я нашёл её с чашкой в руках на кухне. Когда вошёл, у меня завибрировал телефон. Отвечать не хотелось, пока я не посмотрел на экран:

– Привет, дорогой. Как ты? Хорошо. Ладно. Давай вечером.

– Кто это? – спросила меня Алиса, когда я повесил трубку.

– Сын.

– Опять денег просит?

– Да, надо абонемент в спортзал оплатить.

– Сколько можно?

– Сколько нужно, столько и можно. Лучше пусть спортом занимается, чем будет это время прозябать у компьютера или где-нибудь во дворе. Искать его или лечить от алкоголизма или наркомании будет значительно дороже. Это мой сын, мне за него отвечать, мне его растить.

– Да он уже вырос давно, а ты всё платишь. Ты так до сорока лет собираешься его кормить? И после этого ты хочешь от меня детей? Я не собираюсь растить таких бездельников. А супруга твоя бывшая не хочет принять участие в воспитании сына?

– Он же у неё живёт, разве этого мало?

– Не знаю, разбирайтесь сами, как мне всё это надоело.

После ссор и я уже был ей не нужен. Только кофе.

* * *

– Понедельник пришёл ко мне тем непутёвым мужчиной, который обещал позвонить в воскресенье.

– Она не любила ссориться по пустякам. Вот драться – другое дело.

– Если бы ты знал, как я скучала без тебя.

– Что было бы?

– Ты бы испугался.

– Это был очень сентиментальный роман, написанный от руки, от его руки, на моей коже. До конца лета осталось семнадцать дней.