– Ты, к счастью, пока этого типа не знаешь – это некий Марсель Лецкий, из бывших российских евреев, ныне владелец кофейни в Лейпциге. Признаться, я толком и не заметила его с его домиком и никогда не узнала бы о жалком существовании подобного типа, если бы не этот выскочка-полицейский. Этот сопляк, внимательно выслушав гнусные показания Лецкого, не медля, подскочил ко мне как к готовой преступнице, сообщив угрожающим голосом, что герр Лецкий рассказал о «вчерашнем ужасе», когда мы с Моникой чуть ли не подрались прямо на площади, и я первой нанесла удар, прибавив к ним угрозы дальнейшей расправы!
Мама с возмущением выдохнула.
– Интересно, когда это я ударила Монику и в какое конкретно место? Насколько я помню, я лишь громко сообщила, что очень скоро красавица получит расплату за свои заслуги. И ведь я оказалась абсолютно права: она очень быстро получила все, что заслужила – билет на тот свет.
Я чуть не поперхнулся от этой информации. Бог мой, мама при полицейском повторила свою угрозу, порадовавшись ее скорому исполнению! Встретившись с немного испуганным взглядом Томаса, я нарочито бодро улыбнулся.
– Мама, полагаю, полицейский спрашивал тебя, где ты находилась вчера вечером и сегодня утром?
Она энергично кивнула.
– Разумеется. И когда я честно сказала, что и вчерашний вечер, и сегодняшнее утро провела в гордом одиночестве, он усмехнулся с таким видом, словно я добровольно призналась в убийстве.
Елки-палки, как говорила в подобных случаях моя любимая бабуля Варя. По сути, у мамы действительно нет алиби: вчера была эта склока с Моникой, после чего – торжественный уход от Томаса, а в итоге – нет ни единого свидетеля того, что со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра она находилась в моем номере, никуда не отлучаясь.
И все-таки я улыбнулся с твердой верой: мы ни в чем не виноваты и легко сумеем это доказать.
– Предлагаю закрыть неприятную тему, – я взял маму под руку. – В конце концов, это работа полиции – искать преступника. Ты ведь никого не убивала?
Дождавшись в ответ маминого решительного кивка, подтверждающего ее абсолютную непричастность к убийству, полюбовавшись на чистосердечный жест Томаса, без слов прижавшего к груди обе ладони, я нарочито бодро улыбнулся и жестом предложил всем вместе и дружно последовать вслед за Стефаном в его кафе, чтобы завершить этот вечер тихо и мирно. Стефан, поддерживая мой настрой, с улыбкой возглавил шествие, так что уже через пять минут мы были на месте.
Как только мы зашли в кофейню, Стефан закрыл входную дверь изнутри, так что всем нам можно было располагаться, как дома.
– Друзья мои, должен извиниться перед вами, что не позвал вас сюда в гости в первый же день вашего прибытия.
Он произнес эти слова, жестом предлагая следовать за ним через симпатичный зал кофейной в святая святых – на кухню, где в тот час никого не было.
– Честно говоря, я не горю желанием что-либо готовить, – мама успокоилась в одно мгновение, с любопытством оглядывая кухню со всем ее современным обустройством. – У нас и дома главный повар – Томми. Он готовит намного лучше меня – ведь так, дорогой?
Для Томаса то был великий комплимент – он слегка порозовел и смущенно отмахнулся от маминых комплиментов.
– Ну что ты, дорогая! Ты – прекрасная хозяйка, просто отдаешь все свое время и силы нашим плантациям. А ведь твоя выпечка просто изумительна! Немного жаль, что тебя не так просто уговорить надеть фартук.
– Ну вот, – со смехом хлопнула в ладоши мама, – два в одном: и лестный комплимент, и критика! Ты прав, Томми: я ужасная лентяйка, потому заранее отдаю тебе пальму первенства. Приготовь нам сейчас твой фирменный штрудель с творогом и вишней! Стефан, – тут она с ноткой тревоги развернулась к хозяину, – надеюсь, у тебя есть творог и вишня?
Разумеется, в кафе имелось все необходимое, так что уже через пять минут Томас в фартуке и поварском колпаке с удовольствием орудовал на кухне, а мы с мамой и Стефаном мирно беседовали, устроившись прямо перед печью, за маленьким столиком в компании с бутылкой белого вина.
– Удивительная штука – жизнь, – размышляла мама, с явным блаженством делая маленькие глотки, улыбаясь нам. – Еще вчера я готова была придушить мерзавку Монику собственными руками! И вот кто-то отправил ее на тот свет, и мне немного не по себе. Да, я и сейчас готова повторить, что она была отвратительным человеком. И все-таки пойти на убийство… Нет!
– Не только вы, Марго, рассуждаете так, – улыбнулся Стефан, чуть поклонившись маме. – Представьте себе, я тоже пару раз был готов убить Монику – даже не для того, чтобы избежать какого-нибудь шантажа, а просто, чтобы уничтожить эту преступную, стопроцентно аморальную личность! Я и шел в отель в состоянии ярости, собираясь высказать Монике свое мнение относительно ее ничтожности. И вдруг передо мной оказался труп! Вся моя ярость в тот же момент исчезла, а я подумал: и что же теперь делать?..
Негромкие монологи перебил жизнерадостный голос Томаса, энергично вымешивавшего тесто деревянной скалкой.