Кофе с корицей (СИ)

Стив Роджерс в свои двадцать шесть – не монах и не девственник. Просто не складывается. Еще в колледже в его жизни появилась черноглазая красотка Пегги – мечта всего их курса. Они встречались недолго, хоть и достаточно, чтобы Стив сохранил к ней самые теплые чувства, но понял, что такие отношения не для него. Они расстались друзьями, разъехавшись в разные города. Потом был Говард – темный, худой и нервный. Проницательный и язвительный, он умудрялся доводить всегда сдержанного и спокойного Стива до белого каления, но все ссоры заканчивались совершенно безумным сексом и, наверное, это даже можно было назвать любовью. Говард погиб в автокатастрофе накануне Рождества, не справившись с управлением на скользкой дороге, и на несколько лет Стив поставил крест на своей личной жизни, пока не встретил Тони. Эти отношения были еще более яркими и скоротечными – у обычного копа и наследника крупнейшей в стране оружейной корпорации вряд ли найдется много общего. Инициатором разрыва стал Стив. Когда ты целыми днями видишь трупы с огнестрельными ранениями из оружия, маркированного именем человека, с которым ты проводишь ночи, это слишком. Тони не простил и, кажется, так и не понял.

Примерно тогда Стив признал себя неудачником в личной жизни и решил, что это просто не для него. Так было, пока не появился Джеймс. Еще две недели проходят как в тумане, распадаясь на серое марево обычной жизни и рутиной работы, где даже Сэм уже устал сыпать подколками по поводу невнимательности и «витания в облаках», яркие пятна ароматного утреннего кофе в маленькой кофейне и ночи, где целиком и безраздельно царит теперь темноволосый парень с рубиновой сережкой. Стив и не подозревал у себя такой фантазии, но темнота, в сочетании с неразделенной любовью и долгим отсутствием секса, оказывается творит чудеса. Если это можно так назвать. Кажется, он до мельчайших подробностей знает, как целуется Джеймс, чувствует его мягкие волосы под своими ладонями, когда тот опускается на колени, чтобы обхватить зацелованными губами болезненно напряженный член, обвести языком головку, а потом вобрать на всю длину так, что у Стива темнеет перед глазами. Роджерс не хочет думать, откуда к нему приходят эти видения, но, даже просыпаясь, он больше не в силах остановиться и лишь выгибается на кровати, цепляясь пальцами свободной руки за простыни, и в несколько движений заканчивает начатое, а потом, успокаивая бешено бьющееся сердце сам себе говорит:

– Ты безнадежен, Роджерс.

А потом Джеймс-Баки исчезает. Однажды утром Стив приходит как всегда в кофейню, но за стойкой его встречает не привычная уже улыбка на соблазнительно пухлых губах, а девушка-официантка, обычно работающая в зале. Стив усилием воли давит панику в зародыше и заказывает кофе, а лишь спустя полчашки невзначай спрашивает:

– Джеймс надолго пропал?

Девушка – Ребекка, как гласит нагрудный бейдж, – едва заметно вздрагивает, но тут же улыбается:

– Нет, он скоро вернется.

– Надеюсь, ничего серьезного? – Стиву как-то удается сохранять вежливую заинтересованность, хотя кровь глухо бухает в висках.

– Ничего неожиданного, – туманно объясняет официантка и отходит принимать другой заказ.

Роджерс хмурится, залпом допивает кофе и уходит на работу. Город во всю готовится к Рождеству и к серым, черным и алым пятнам прибавляются еще колючие зеленые пирамиды и раздражающая глаза иллюминация, призванная яркими огнями отвлечь внимание от всеобъемлющей безысходности. Стив старается ничего этого не замечать – для него Рождество давным-давно мертвый праздник, который он проводит либо на работе, либо дома в одиночестве. Маленькая кофейня тоже принаряжается, на счастье Роджерса, очень скромно и неброско: парадные банты на серебристых скатертях, веночек омелы на двери, да маленькая елочка в углу стойки. А еще пряный запах имбиря и корицы в воздухе – возможно, именно из-за него Стив все больше времени проводит внутри. И из-за надежды вновь увидеть Джеймса.

Он сидит около той самой елочки, медленно пьет свой кофе и небрежно водит карандашом по салфетке. Небрежные линии складываются в знакомый образ: вьющиеся волосы, перехваченные в хвост, внимательные глаза, полуприкрытые длинными ресницами, задумчиво прикушенная нижняя губа, тонкие длинные пальцы, поправляющие непослушную прядь… Когда-то Стиву даже прочили карьеру художника, но он предпочел служение народу. Однако талант никуда не делся, и даже настолько схематичный образ все равно узнаваем. Стив понимает это особенно остро, когда почти над ухом раздается знакомый голос:

– Очень красиво. Художник?

Роджерс вздрагивает от неожиданности и обламывает грифель карандаша.

– Простите, – Джеймс с искренним сожалением поджимает губы и отходит на шаг. – Я не хотел напугать.

– Я… Задумался… Просто… – выдавливает из себя Стив, чувствуя, как щеки буквально пылают от прилившей крови. – Не художник. Просто немного умею.