Кофе в бумажном стаканчике (СИ)

— Конечно! Твоя история очень грустная. На самом деле, грустная. У меня все было наоборот — меня сильно любили и любят до сих пор, даже не хотели отпускать учиться.

— Знаешь, меня никто никогда не жалел. Все почему-то думают, что я в сочувствии не нуждаюсь.

— А ты никому и не говорил, что тебе может быть плохо, — она подняла голову и внимательно посмотрела в его лицо. — Я тебя очень люблю. А сейчас еще больше, потому что теперь знаю, какой ты.

Он осторожно разомкнул Надины руки, взял ее ладошку, покачал в своих больших теплых ладонях, нежно поцеловал в самую середину. Девушку накрыло горячей волной.

— Что ты делаешь?

— Пойдем, я хочу показать тебе кое-что, о чем никто не знает. Это моя тайна.

Он повел ее в мансарду. Надя впервые туда поднималась и шла, предчувствуя, что увидит что-то очень личное. Рабочий кабинет был обставлен довольно сдержанно — большой письменный стол, заваленный книгами, цветными каталогами и бумагами, компьютер, диван, неброский ковер на полу, у одной из стен застекленные шкафы. Потолок, обитый деревянными панелями теплого красноватого цвета, сужался, создавая иллюзию купола. В нем расположились мансардные окна, в которые уже смотрела зимняя ночь. На первый взгляд, это был самый обычный кабинет, но в нем оказалось нечто совершенно необыкновенное. Над рабочим столом, на стене, в два ряда висели огромные бабочки в застекленных рамках, все одинаково оранжевые, с черной окантовкой по краям крыльев. Надя повернулась к Сергею и изумленно воскликнула.

— Что это? Ты любишь бабочек?

Довольный ее реакцией, он рассмеялся.

— Нет, не люблю. Это подарок. В корпусе у меня был учитель биологии, бывший ученый-энтомолог, профессор Сергей Львович. Молодым он часто ездил в экспедиции, этих бабочек каждый год по одной привозил из Южной Мексики. Видишь, все рамки разные? Состарившись, стал преподавать. Мне тогда было четырнадцать лет. Он много рассказывал о них, а я втайне посмеивался над его чудачеством. Мне казалось, что ему просто не с кем поговорить. А потом стало интересно. Когда я переехал сюда, меня нашли его родственники и сообщили, что он умер. Эту коллекцию он завещал мне. Наверное, только потому, что я единственный его тогда так внимательно слушал.

Надя подошла поближе, ей показалось, что бабочки живые и присели на стене отдохнуть, зацепившись за полированное дерево мохнатыми лапками. Это было удивительное ощущение, будто после непередаваемо болезненных откровений вдруг открылось волшебное окно в иное измерение, яркое и красочное, наполненное солнцем и зеленью летней листвы. Сергей обнял ее сзади, крепко прижав к себе.

— Это монархи данаиды семейства нимфалид, единственные бабочки в мире, которые в течение нескольких поколений с завидным упорством мигрируют в горы Мексики, чтобы из гусеницы превратиться в бабочку и снова возвратиться обратно. Там находится настоящий рай для монархов. Никто до сих пор так и не разгадал их тайну. Сергей Львович любил повторять, что неосознанное стремление данаиды к этому месту также фантастично, как и чувство любви, — он поцеловал Надины волосы и зарылся в них лицом. — Я часто размышлял, зачем мне эта коллекция, я ведь не биолог. Наверное, старый учитель хотел этим мне показать, что кроме обыденных дел всегда есть что-то еще, о чем мы не знаем и даже не задумываемся.

Надя развернулась к нему лицом и глубоко вздохнула. Бабочки, старый учитель, комната с мансардными окнами, Сергей, тайно верящий в волшебство, — все это было настолько восхитительным, что оказалось невозможным сдержать чувств восторга. Ей трудно было даже предположить, что этот сдержанный с виду молодой мужчина так глубоко сентиментален и нежен душой. Как же мало она о нем еще знает!

Надя посмотрела ему в лицо, их глаза встретились.

— Ты необыкновенный. Я так рада, что ты снова нашелся!

— А я не терялся, даже не рассчитывай!

…Глубокой ночью, когда они, уставшие и удовлетворенные, лежали обнявшись в постели, Надя, лениво перебирая и рассматривая пальцы на его руке, задумчиво проговорила:

— Мои родители до сих пор любят друг друга. Я даже не знаю, как можно жить вместе по-другому. Неужели в твоей семье никто ни разу не был по-настоящему влюблен?

— Был. Моя прабабка, бабулина мать. Рассказать?

Она приподнялась на локте и с удивлением посмотрела ему в лицо.

— Конечно!

— Я плохо знаю подробности, бабуля говорила об этом всего один раз, и то неохотно. Я запомнил, что ее мать была из дворянской семьи. Ее, как и тебя, звали Надеждой, и у нее была сестра Вера. Во время революции все, кроме нее, погибли от тифа, а она, скрыв свое прошлое, пешком ушла из Москвы и поселилась работницей на дальнем хуторе, помогая хозяевам. Там и пережидала смутные времена. После войны вышла замуж за офицера советской армии. Перед войной его посадили как врага народа, сослали на север. Прабабка с маленьким ребенком уехала за ним в Архангельск. В сорок первом прадеда отправили в штрафбат, на смерть. Но он каким-то чудом выжил, вернулся с медалями. Умерли они спустя двадцать лет с разницей в два месяца.