Заканчивался май, в Крыму стало по-летнему жарко. Давно отцвели весенние первоцветы и фруктовые деревья. Скворцы вывели птенцов, те дружно бросились объедать ранние черешни. Под жаркими солнечными лучами распустились первые роскошные розы, наполнив волнующим ароматом сады, улицы и городские скверы. Однажды ранним утром, лежа без сна и бездумно слушая, как за окном навязчиво чирикали воробьи, она каким-то новым взглядом посмотрела на свою маленькую дочь – девочка сладко спала на низком диване лицом вниз, свесив руку до пола. Эта детская неподвижная рука, показавшаяся безжизненной, почему-то сильно напугала ее. Надя резко поднялась с постели. Не отдавая себе отчета, она в ужасе выбежала на кухню, широко раскрытыми глазами глядя по сторонам – будто не узнавала знакомые стены, заварила крепкий чай и только после этого чуть успокоилась. Ей нужно было срочно что-то предпринять, чтобы не сойти с ума, а что именно, она не совсем понимала. Устроившись за шатким столом, Надя схватила лежавший на полке блокнот и на первой чистой странице написала большими буквами: «ЭТО ДЕПРЕССИЯ. ТЫ БОЛЬНА!» Потом перевернула страничку и лихорадочно набросала план действий, где подробно описала свои будущие поступки – по пунктам, с четким временем и датами.
Первым делом, она приняла решение ни при каких обстоятельствах не отвечать на звонки Дианы и постараться навсегда выкинуть ее из головы. Простые, четко прописанные действия – какую еду приготовить, когда пойти на рынок, что купить, на чем сэкономить – должны были стать осязаемыми опорами, по которым она собиралась выбираться из провала унизительных отношений с Дианой. Она давно стала зависимой от подруги и не заметила, когда это произошло. Может, в тот самый первый вечер, когда так опрометчиво согласилась идти в «Париж»? Сейчас это было неважно. Всего одно неправильно принятое поспешное решение повлекло за собой цепь необратимых событий, которые практически лишили ее воли к жизни и сделали больной. Но у нее дочь! Девочка ни в чем не виновата!
День поплыл странно и тяжело. Все было как прежде, но она то и дело теряла почву под ногами, заглядывала в свой блокнот, зачеркивая те дела, которые уже были сделаны, записывала новые: «пришить пуговицу Ляле на куртку», «вымыть плинтус за шкафом», «прочитать на ночь три стихотворения Пушкина». Эти зачастую нелепые задания, цепляясь друг за друга, как звенья цепи, отвлекали и настраивали не бросать начатое. Так прошло еще два дня. А потом снова навалились с усилием сдерживаемые непрошеные мысли и атаковали еще безжалостнее. Начался безумный внутренний диалог, от которого спасения не было нигде. Каждую свободную минуту Надежда мысленно что-то кому-то объясняла, повторяла, что не виновна в своей нищете, любит мужа и скучает по нему каждый час своей жизни, убеждала в том, что развод с Сергеем был глупым, поспешным, надо было потерпеть, но невозможно теперь что-либо изменить. Постепенно она осознала, что доказывала все это самой себе и делала это так неистово, словно должна была себя за что-то простить, но упорно не прощала, сопротивляясь до последнего.
Неделя потянулась непередаваемо мучительно. Бессонница отнимала последние силы и настойчиво заставляла просматривать картины прошлого, окунаясь в их жуткий непрекращающийся кошмар. Марк, Сергей, бабуля, Диана, Нина Дмитриевна и тетя Люба из Цюрупинска жестко обвиняли и мелькали перед ней в безостановочном хороводе, назойливо вовлекая в бессмысленные внутренние монологи. Надя жила в аду, и с каждым днем этот ад становился все яростнее и безысходнее. В какой-то неуловимый момент, когда она, совершенно обессиленная, перестала сопротивляться, кошмары прекратились. Она вдруг, ни на что уже не надеясь, начала спать, открывая по утрам глаза с блаженным пониманием того, что мысли отныне стали спокойные и ясные – всего лишь о предстоящем рабочем дне, не более того.
… На летней сессии Диана не появилась, Надю это несказанно обрадовало. Она незаметно подружилась с однокурсницами, вместе с ними обсуждала их общие незамысловатые проблемы – как сдать зачет, у кого переписать конспект. Потом вышла на работу и очень легко перестала переживать по поводу происходившего в бухгалтерии, воспринимая свое рабочее время как необходимое условие получения зарплаты. Даже Яна Андреевна не раздражала, как раньше, а грубоватая Фубля показалась доброй и удивительно располагающей к себе женщиной.
Нанизанные на нити событий, летние дни стали проплывать мимо, похожие на спокойное течение реки. Ежедневные заботы ни на минуту не останавливали свой привычный круговорот, побежденная тоска стыдливо спряталась в самом потаенном уголке души, оставив легкую тень светлой грусти.