– Иден, – зовёт она, склонив белокурую головку набок. Одно слово – как небесная музыка, одно слово – как поцелуй в темноте. – Столько гостей пришло… Иден, тебе правда не страшно? Все смотрят.
– Пусть смотрят, – усмехается он. И – тихонько прикасается к её ладони, указательным пальцем вдоль линии жизни, а затем слегка сжимает пальцы. – Пусть видят, как я тебя люблю.
Мама хмурится, словно пытаясь сообразить, что он имеет в виду, а затем вдруг улыбается и хихикает по-девичьи легкомысленно.
– Да нет же, я говорю о других, – говорит она и понижает голос. – О
Она обводит всю церковь долгим взглядом, до самой арки выхода, и на мгновение я пугаюсь: неужели заметит? Но на мне её взгляд не задерживается, скользит мимо, проходит насквозь. Заинтригованная, я приближаюсь к ней, пытаюсь понять, что же в первый момент в этом прекрасном лице показалось страшным. Она ведь точно светится изнутри, такая счастливая, влюблённая и любимая… точно светится, вся, кроме её глаз, похожих на чёрные зеркала, отражающих и высокие своды, и переполненные скамьи; люди толпятся в проходах, подпирают стены, сидят друг у друга на плечах – и смотрят в ответ.
Меня пробирает ознобом.
Что-то выглядит неправильным.
Я оборачиваюсь; гостей и впрямь хватает, но это не та фантасмагорическая, чудовищная толпа, которую видит моя мать. Запах цветов становится сильнее, почти что душит; правильная догадка вертится где-то совсем рядом, нужно только приложить усилие, сопоставить то, что мне уже известно, и…
– О, матушка пришла! – вдруг расцветает Ноэми и машет кому-то рукой.
А я холодею.
– …не может быть!
Я распахнула глаза и резко дёрнулась вперёд, едва не свалившись с кресла. Перстень соскочил с пальца и утонул в мягком ворсе ковра. Сердце колотилось, как бешеное; воздуха отчаянно не хватало.
– Виржиния? – позвал меня Лайзо, аккуратно придерживая за плечи, и заставил откинуться на спинку кресла. – Тише-тише, успокойся… Воды? – тут я замотала головой, и он осторожно погладил меня пальцами по щеке. – Тс-с, тише… Не надо так не надо. Что случилось? Валх?
– Нет, не он, – с трудом разомкнула я непослушные губы. – Мне удалось увидеть сон о моих родителях, но… Это была свадьба, и… Я так испугалась!
Лайзо внимательно выслушал сбивчивый рассказ. К концу дыхание у меня выровнялось, сердце перестало так сильно колотиться, и почему-то захотелось пить. Пока я глотала холодную воду, стуча зубами о край чашки, Лайзо помалкивал – похоже, размышлял. И только через минуту он вздохнул:
– Толкователь снов из меня, конечно, не выйдет. Однако ничего дурного я той истории не вижу, хотя странностей, пожалуй, хватает.
– Её мать, – тихо ответила я, с трудом подавляя желание зажмуриться. – Она сказала: «Матушка пришла». Но миссис Черри умерла за несколько месяцев до свадьбы. Потому церемонию и отложили. Если бы не проблемы с виконтом Даффилдом, который претендовал раньше на руку моей матери, то свадьбу перенесли бы на год из-за траура, и… Впрочем, не имеет значение. Миссис Черри никак не могла прийти, но мама её увидела. Она совершенно точно видела её. Она видела… мёртвых?
– Выходит, что так.
Пальцы внезапно ослабели, разжались; если бы не Лайзо, я бы наверняка и чашку уронила вслед за перстнем – туда же, на ковёр, немного выцветший от времени, а сейчас, в скудном свете единственной лампы и вовсе чёрный с виду, точно обугленный.
– А ведь Валх – мёртвый колдун, – пробормотала я, закрывая ладонями лицо. Отчего-то мне было страшно; вспоминались глупые детские истории о злом духе, который не заметит тебя, если ты с ним не заговоришь. – С таким врагом умение видеть мёртвых – дар или проклятие?
Лайзо промолчал; кажется, существовали вопросы, ответов на которые не знал даже он.
***
Но как бы то ни было, ночные страхи исчезают с рассветом.
Наутро сон уже не казался мне столь ужасным. Пожалуй, что я притерпелась к новому знанию, свыклась с ним. По здравому размышлению мамин пугающий талант выглядел тем истоком, где брала начало бурная река моего собственного дара: леди Милдред ведь не замечала мёртвых, кроме, пожалуй, Валха; я же с самого начала разглядела именно её, переступившую зыбкую границу между жизнью и смертью, а уже потом научилась управлять сновидениями. Именно во мне наследие Алвен сплавилось со способностью взаимодействовать с мертвецами.
Как сказал бы Клэр, карты удачно сошлись – или неудачно, смотря с чьей стороны поглядеть.
Возможно, потому Валх и пытался убить меня поначалу руками безумного парикмахера: ведь как ни соблазнительна была возможность завладеть неопытной сновидицей с сильным даром, оборотная сторона моих возможностей его пугала.
После всех этих размышлений я почувствовала себя… нет, не напуганной – невероятно усталой.
«Словно изматывающая борьба уготована мне с самого начала, – пронеслось в голове. – Почему же нельзя… просто пожить? Не ради великой цели, а ради самой жизни?»