Кофейный роман

– А вы знаете, Машка… в смысле Самородова… все-таки дотумкала про квартиру! – вдруг объявила Санька. – Вчера звонила мне. Жаловалась, что Каргина ее не слушает толком. А ведь можно…

– Саня, вы с ума сошли? – не выдержал Ярослав. – Какая квартира? Какая Самородова? У вас клиент кто?

Саня побледнела и опустила глаза. Ее золотистые кудряшки упали на лоб. Почему-то стало ее жалко.

– Простите, – промямлила помощница. – Просто… Мы же дружим.

– Дружи́те! Кто вам не дает? – стараясь говорить мягче, ответил Закревский. – Но детали дела вы обсуждаете только с клиентом, со мной и с Максимом Олеговичем в мое отсутствие. Все!

– Я просто… предупредить хотела, что они могут там начать рыть.

– Вот когда начнут, тогда и будем разбираться. У вас все?

– Все.

– Тогда я погнал. Еще в суд заехать надо. И выспаться. Спаааать, Санька!

Он развернулся на каблуках, прошел к двери, сдернул с вешалки пальто и направился вниз. Прекрасно понимая, что ни разу не спать собрался. Может быть, он вообще спать не будет. Если только Ника явится сегодня в кофейню напротив.

Влетев в дверь и озираясь по залу, разочарованно щелкнул языком. Нет. Не явилась. Собственно, она приходила, когда хотела. Когда ей самой взбредало в голову. Не каждый день. Далеко не каждый. Но несколько раз в неделю. Это он, как дурень, таскался сюда и в обеденный перерыв, и после работы. Пора с этим кончать. Затянулось и, что хуже, затягивало.

Закревский медленно подошел к своему любимому столику у окна. Сел и попросил меню. В конце концов, можно просто выпить кофе.

Когда Каргина вошла в кофейню, он уже расплачивался с официантом. Присела за столик, закинула ногу на ногу и негромко поздоровалась:

– Привет!

От одного только звука ее голоса, его от кончиков пальцев до мозга будто шибануло разрядом по всему телу. На него так не действовал ее вечно вызывающий внешний вид – внешнего он навидался. Было там что-то такое, на что он велся, что он обманчиво принимал за предназначенное только ему. Знал, что бред. И все же каждый день таскался в эту кофейню.

– Я думал, ты решила выспаться перед судом, – легко сказал он, поправляя манжеты рубашки.

– Решила. Для хорошего сна мне нужен хороший секс.

– Ну посмотрим, что мы можем с этим сделать.

Он встал, протянул ей руку и повел на улицу, к машине. Но, не доходя до парковки, остановился, мягко развернул ее к себе и наклонился к лицу, внимательно разглядывая тонкие черты в бликах вечерней иллюминации. Высокий лоб, темные брови вразлет, глаза в половину лица, губы не очень пухлые, но яркие, четко очерченные. В голову пришла уж совсем нелепая мысль – такие лица типичны для портретов эпохи Возрождения. Хотя на первый взгляд ведь ничего общего. Он наклонился еще ниже и поцеловал ее, что было самым неразумным, что можно себе представить – перед зданием собственного офиса. И перед завтрашним заседанием.

На мгновение Веронике показалось, что очутилась в параллельной реальности. Вечерние фонари, подсвеченные витрины, мягкие, нежные губы, теплота его рук и волнующий запах его усов. Это было похоже на… свидание? Какая чушь! Она тесно прижалась к нему бедром, чуть потерлась и, откинув голову, глухо пробормотала:

– Теряем время.

– Так спать хочешь?

– Так тебя хочу, – улыбнулась она довольной улыбкой.

Все. Мозг отключился. Доехать бы до гостиницы, где их уже встречали почти как родных.

Закревский усадил Нику в машину, сел сам и рванул с места по вечернему Киеву. Благо ехать далеко не надо. Периодически его правая рука оказывалась на ее коленке, легко выводила по ней узоры, потом пальцы его сжимались и начинали настойчивый путь к внутренней стороне бедра – по чулку. Туда, где, он знал это, теплая и гладкая кожа пылает в ожидании его прикосновений. Ни одна женщина так не реагировала на простые касания. Она же разве что не орала кошкой.

Уже позднее, в номере, таком же, как любой другой типовой стандартный номер в этой гостинице, когда покрывал поцелуями ее грудь, живот, бедра, ноги, освобождая ее от одежды, знал, что это правда – она хочет его. Хочет точно так же, как он хочет ее. Но черт подери, зачем ей все это нужно?

Распластав ее под собой и заведя ее руки вверх, прижимал их к подушке, когда глаза его наткнулись на багровые пятна чуть выше локтя ее левой руки. Вполне себе отчетливая пятерня. Свежая. Яркая. Сглотнул и посмотрел в ее глаза. На какую-то секунду задохнулся от того, какими зелеными они сейчас были. И спросил, кивнув на синяки:

– Откуда?

– Что?

– Это художество.

– Аааа, – протянула Вероника, быстро соображая, что она может придумать. Рассказывать про Каргина не собиралась: ни ей, ни этому толстокожему оно не нужно. – Та дед один… Дорогу переходил. Жалко стало. А он, старый пень, вцепился своей клешней. Теперь вот…

– Сама доброта, – негромко рассмеялся Закревский, ни секунды ей не поверив. Но потом неожиданно для себя самого выдохнул: – А завтра я буду жарить тебя в суде.

И только после этого вошел в нее.

* * *